«Десятая муза», осталась лишь небольшая часть. А ведь это кафе, названное в честь музы кино, было довольно вместительным в свое время. Здесь принимали на работу актеров, операторов, художников, подписывали контракты на постановку фильмов, устраивали шумные застолья. Сюда приходили кинематографисты, бывали и поэты… Эти стены помнят Бурлюка, Маяковского, Каменского, Есенина, Мариенгофа… Приятель Есенина, А. Сахаров вспоминал: «Подходит 20 год. Как ни тревожны были времена, но везде готовятся к встрече Нового года…. Сочельник. Втроем, на деньги, собранные в складчину, обираем Сухаревку. В мешки складываются буханки хлеба, головки сыра, круги колбас… В помещении теснота невероятная. В зале, рассчитанном на 500–600 мест, трехтысячная масса. Стоят плечом к плечу. В этой массе найти знакомого невозможно. И все же вдруг откуда-то ко мне протискивается Есенин, хватает за рукав и тащит за собой. Отдельная комната. В ней находятся избранные, большинство – актеры и поэты, выступающие в этот вечер. Среди них – Мариенгоф, Каминская, Глубоковский, Клара Милич и другие. Есенин бранит меня за опоздание». Надо отметить, что Сахарову изменяет память: он именует в мемуарах «Десятую музу» «Двенадцатью музами». Но адрес – верный: Камергерский переулок, дом 1.

Камергерский переулок, дом 1

Вундеркинд

Забавный случай произошел в Сочельник накануне Нового 1920 года… Потолкавшись в невероятной тесноте кафе «Десятая муза» в Камергерском переулке на предпраздничном вечере с участием артистов и поэтов, где все пришедшие, буквально, стояли плечом к плечу, Сергей Есенин и его приятель Александр Сахаров откликнулись на настойчивое приглашение в гости горячего поклонника поэта. Отправились компанией из пятнадцати человек. Нашли извозчиков, погрузили мешки с провизией, купленной накануне в складчину на Сухаревке: головки сыра, круги колбасы, буханки хлеба, чистый спирт… Хозяин заверил, что просторная его квартира из четырех комнат находится совсем близко. «Совсем близко» заняло более часа пути на кусающем щеки морозе! Наконец компания вваливается в холодную, из-за перебоев с отоплением, квартирку, в которой действительно в наличии четыре комнаты, но такие крохотные, что шумной компании в одной разместиться так и не удалось, заняли и вторую. После долгой езды на морозе разыгрался звериный аппетит, в самый раз было бы согреться ледяной стопочкой спирта, но хозяин вовсе не спешил приглашать гостей к столу. У него на этот вечер были совсем другие планы: сын-вундеркинд, которого он хотел представить почетному гостю – поэту Есенину! И вот мальчика лет 7–8 усаживают за пианино. Голодные, замерзшие гости вынуждены «вкушать» классический репертуар. Погрустневшие, они внимали аккордам с «затаенной тоской», по выражению Сахарова. Время замедлило свой бег… Первым не выдержал почетный гость: Есенин попросил музыканта сыграть «Камаринского». Мальчик потянулся за нотами. «Да не такого. Простого. Как в деревне», – воскликнул поэт. Наконец, Есенина попросили почитать стихи. Один из гостей, Я. Огуз, вспоминал в 1965 году:

Воронцовская, дом 11

«В декабре 1919 года в квартире № 3 по Воронцовской улице он читал свои новые стихи. <…> Помнится, особенно большое впечатление произвело на собравшихся стихотворение «Кобыльи корабли».<…> При словах «Плывите, плывите ввысь!» Есенин сильно взмахнул рукой, от этого движения зазвенели палочки низко висевшей люстры». По Сахарову, так в узкой комнатушке с низким потолком «раздался звон стекла», люстра разбилась! Эта предновогодняя история имела продолжение. «Как-то раз, в 1925 году, проходя по Тверской, я остановился у одной из афиш, расклеенных на заборе, и спросил Сергея: «Эта фамилия тебе ничего не говорит?» Сергей пожал плечами», – вспоминал Сахаров. Тогда поэту напомнили злополучный Сочельник перед 1920 годом на Воронцовской улице, 11. «Афиша объявляла только два выступления известного юного пианиста. Это был тот самый мальчик, игравший для Сергея «Камаринского». Кажется, он действительно стал известным пианистом», – заключил А. Сахаров свой рассказ.

Проспект Мира, дом 30

От двух до четырех по средам, в полуподвальном этаже, в квартире Валерия Яковлевича Брюсова, где главной достопримечательностью был кабинет с огромным количеством книг, охотно собирались поэты разных направлений. Из всех имажинистов – Вадим Шершеневич (соратник Александр Кусиков звал его – Имажиневич) – более всех был дружен с Валерием Яковлевичем. Считал его своим учителем и кумиром юности. Сейчас в Доме Брюсова находится филиал Литературного музея – Музей «Серебряного века», там под стеклом витрины на втором этаже хранится копия записки Сергея Есенина к Александру Блоку, та, из 1915 года, начинающего поэта к своему кумиру: «Александр Александрович. Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное. Вы меня не знаете, а может быть, где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти часа в 4. С почтением С. Есенин». Трогательная и наивная записка этим «может быть, где и встречали мою фамилию»: ведь печатали тогда молодого Есенина в детских журнальчиках «Проталинка», «Мирок»… В «Великолепном очевидце» В. Шершеневича несколько глав посвящено В. Брюсову. В главе «Брюсов за Есенина» рассказывается о «Вечере имажинистов» в Политехническом под председательством В. Брюсова, о чтении Сергеем Есениным «Сорокоуста», о гневной реакции зала на озорные строчки в первой же строфе, и о знаменитой речи Брюсова в защиту поэта: «Я надеюсь, что вы мне верите. Я эти стихи знаю. Это лучшие стихи изо всех, что были написаны за последнее время!» Этот эпизод уже давно стал классикой. А вот прямых доказательств того, что Есенин бывал у Брюсова в гостях, найти долго не удавалось. Я справлялась у научных сотрудников Дома Брюсова, и получила утвердительный ответ, к сожалению, без указания на первоисточник. Подтверждение тому, что Есенин все-таки бывал в доме на Мещанской (Проспект Мира, 30 в наши дни) обнаружилось случайно… Как я могла его не заметить в «Великолепном очевидце»! В описании Шершеневичем сложных и комичных отношений Кусикова и Есенина говорится: «Их беседа была сплошной дипломатической конференцией. <…> Если Есенин говорил Кусикову, что он идет сегодня к Брюсову, то это всегда значило, что Сережа к Брюсову и не собирался, а хотел узнать: не будет ли Сандро у Брюсова?» В воспоминаниях Рюрика Ивнева подмечена точка сближения интересов Есенина и Брюсова: «Есенин, обладающий великолепной памятью, с чуть ли не юных лет отлично знающий Пушкина, был в восторге от Валерия Яковлевича – пушкиниста. С этого дня между поэтами возникло взаимное уважение и добрые отношения». Есенин ценил дар Валерия Яковлевича, оставаясь в душе символистом, быть честным арбитром всех направлений поэзии, и его доброжелательное отношение к творчеству молодого поколения. «Брюсов чутко относился ко всему талантливому», – писал Есенин. В этом доме прошли