Адмиралтейской Коллегии, при случае приема некоторых мастеровых и художников, говорил он обстоятельно о том, как надлежало обходиться с такими людьми разных наций и содержать их, и что принимая их на службу должно делать с ними договор или определять им жалованье, не только по их способности и ожидаемой от них пользе, но также и по свойству их нации и обыкновенного образа жизни. Французу, говорил Государь, всегда можно давать больше жалованья; он весельчак (bon vivant) и все, что получает, проживает здесь. Немцу также должно давать не менее, ибо он любит хорошо поесть и попить, и у него мало из заслуженного остается. Англичанину надобно давать еще более; он любит хорошо жить, хотя бы должен был и из собственного имения прибавлять к жалованью. Но голландцам должно давать менее, ибо они едва досыта наедаются для того, чтобы собрать больше денег; а итальянцам еще менее, потому что они обыкновенно бывают умеренны и у них всегда остаются деньги; да они и не стараются скрывать, что для того только служат в чужих землях и живут бережливо, чтобы накопить денег и после спокойно проживать их в раю своем, в Италии, где в деньгах недостаток».

* * *

«Катеринушка, друг мой, здравствуй! – писал Петр Екатерине из Грипсвальда[113] в августе 1712 года. – Мы, слава Богу, здоровы, только зело тяжело жить, ибо я левшею [левой рукой] не умею владеть, а в одной правой руке принужден держать шпагу и перо; а помощников сколько, сама знаешь».

Вообще-то помощников у Петра было много, но они всего лишь исполняли царскую волю, причем не всегда так хорошо, как хотелось бы. Но к правлению, то есть, к принятию ключевых решений, Петр не подпускал никого. При всей своей демократичности он был абсолютным самодержцем, мог выслушать совет, но вершил дела сам. А дел было много…

19 февраля 1712 года в церкви Исаакия Далматского в Петербурге Петр наконец-то обвенчался с Екатериной, которую объявил своей женой перед выступлением в Прутский поход. «Царевны [племянницы Петра, дочери царя Ивана Алексеевича] рассказали мне (следующее), – пишет Юст Юль. – Вечером незадолго перед своим отъездом царь позвал их (царицу, вдову его брата Ивана) и сестру свою Наталью Алексеевну в один дом в Преображенскую слободу. Там он взял за руку и поставил перед ними свою любовницу Екатерину Алексеевну. На будущее (время), сказал царь, они должны считать ее законною его женой и русскою царицей. Так как сейчас ввиду безотлагательной необходимости ехать в армию он обвенчаться с нею не может, то увозит ее с собою, чтобы совершить это при случае в более свободное время. При этом царь дал понять, что если он умрет прежде, чем успеет (на ней) жениться, то все же после его смерти они должны будут смотреть на нее как на законную его супругу. После этого все они поздравили (Екатерину Алексеевну) и поцеловали у нее руку… Без сомнения, (история) не представляет другого примера, где бы (женщина) столь низкого происхождения, как (Екатерина), достигла такого величия и сделалась бы женою великого (монарха)».[114] Почтенный Юль преувеличивает – уж о византийской императрице Феодоре[115] образованному человеку того времени знать полагалось, да и о Кёсем-султан он должен был слышать.[116]

В чем был секрет Екатерины? Александр Гордон, зять упоминавшегося выше генерала Патрика Гордона, в своей «Истории Петра Великого» пишет: «Главное, отчего царь был так к ней привязан, – это ее исключительно добрый нрав: ее никогда не видели брюзжащей или унылой, она всегда была услужлива и вежлива со всеми и никогда не позволяла себе забыть о своем прежнем положении». Хороший характер и (или) умение хорошо владеть собой в любых ситуациях многого стоят, но этого было мало для того, чтобы царь женился на крестьянке. Главная причина была иной – Екатерина сумела стать самым близким другом Петра, который чем дальше, тем больше разочаровывался в своих фаворитах и сподвижниках. А она стала ему самым близким другом и хорошим советчиком, интересы которого полностью совпадали с его интересами. В определенном смысле Екатерина даже стала его соправительницей, и Петр подтвердил это в мае 1724 года, когда возложил на голову жены корону, официально объявив ее императрицей всероссийской.

Согласно традиции, венчание царственных особ должно было проходить в Москве, но Петр решил венчаться в своей новой столице. В Походном журнале Петра записано: «В наступившем [1712] году, уже не представлявшем ожидания невзгод, Петр Первый обвенчался с Екатериной Алексеевной девятнадцатого, во вторник, на всеядной неделе. Венчание его величества совершено утром в Исаакиевском соборе. В десять часов утра высокобрачные при залпах с бастионов Петропавловской и Адмиралтейской крепостей вступили в свой зимний дом».

Несмотря на залпы с бастионов, церемония венчания была скромной. На ней присутствовало небольшое количество гостей (в основном – моряки с женами, поскольку Петр выступал в роли шаутбенахта[117] Петра Михайлова, а не царя) и иностранные посланники, обойтись без которых было невозможно – в иностранных государствах должны были знать о браке русского царя. Зачем Петру понадобился очередной «маскарад»? Затем, чтобы не «дразнить гусей» лишний раз, ведь брак с Екатериной выглядел трижды скандальным. Во-первых, самодержец всероссийский женился на простой крестьянке с темным происхождением. Во-вторых, в Суздальско-Покровском монастыре жила первая жена Петра Евдокия Федоровна, принужденная к постригу в 1698 году. Спустя полгода Евдокия оставила монашество, но оставить монастырь она не могла – жила там мирянкою. Брак Петра с Евдокией не был расторгнут, получалось, что царь женится повторно при живой жене. В-третьих, примерно в таком же положении оказалась Екатерина, не имевшая сведений о своем первом муже (или не желавшая предавать их огласке). В подобной ситуации пышная многолюдная церемония представлялась опасной – вдруг кто-то выкрикнет что-то неподобающее и выйдет скандал? Ладно если только скандал, но недоброжелатели могут и народ на новый бунт поднять. Много ли народу надо? Одной искры достаточно, чтобы вспыхнуло пламя. Нет, лучше уж венчаться келейно, в узком кругу да не в Московском Кремле. За скромное венчание Петр вознаградил себя и супругу пушечным салютом, парадным обедом, за которым последовал бал с фейерверком.

«Супруга его [Петра] была… окруженная, согласно воле монарха, царским блеском, который ему всегда был в тягость и который она умела поддерживать с удивительным величием и непринужденностью, – пишет Бассевич. – Двор ее, который она устраивала совершенно по своему вкусу, был многочислен, правилен, блестящ, и, хотя она не могла вполне отменить при нем русских обычаев, однако ж немецкие у нее преобладали.

Царь не