Она нерешительно подняла глаза. Робко улыбнулась. Робко подняла руку. Солнечный свет из окна пронизал нежные перепонки. Получилось красиво. Фингерс поймала ее ладонь:

— Какая ты красивая!

— Ты тоже красивая. — Небоглазка потрогала старые шрамы и ожоги на шее у Фингерс. — Тебя поранили, но ты красивая.

И огляделась уже смелее.

— Эрин, сестра моя! — говорит. — Сестричка Эрин Ло!

И тут она увидела Уилсона Кэйрнса. Он сидел за столом лицом к стене. Перед ним стояли миска с глиной и миска с водой. Я подвела к нему Небоглазку. Он лепил детскую фигурку. Она стояла перед ним на столе.

— Это Уилсон Кэйрнс, — говорю.

И я коснулась его затылка.

— Привет, Уилсон! Мы вернулись, как я и обещала!

Он обернулся. Посмотрел сквозь толстые очки в глаза Небоглазке, так глубоко, как будто глядел прямо внутрь и видел там, в самой глубине, за много миллионов миль, что-то невероятное.

— Мы смотрели внимательно, Уилсон, — говорю. — Мы присматривались и видели поразительные вещи. Мы нашли нашу сестру Небоглазку и привезли ее домой.

— И вы снова уйдете.

— Да. Мы уйдем и снова вернемся. Ты тоже можешь уйти, если хочешь. Вместе с нами.

Он фыркнул. Поглядел вниз, на свое огромное тело. На лице мелькнула улыбка.

— Я?

Я усмехнулась. Ясное дело, он прав. Пока остальные прочесывали окрестности или сплавлялись по реке на плоту, он обретал свободу в своем внимательном всматривании, в мыслях и мечтах, в фигурках из глины.

Небоглазка дотронулась до глиняной статуэтки:

— А ты вот эту нашел в этой твоей воде и в этом твоем иле?

— Да.

— Очень красивая!

— Да.

— А ее сестер и братьев ты тоже там нашел?

— Да.

Он показал ей, кого он еще сегодня вылепил. Тут были младенцы и дети постарше, мальчики и девочки, одни уже подсохли, другие были еще мягкие и влажные.

Она осторожно погладила влажные фигурки. Слегка потыкала кончиками пальцев. Руки у нее стали мокрые и перемазались в глине.

— Они как я! — говорит. — Дедуля тоже нашел Небоглазку в черной-черной воде и черном-черном иле.

Уилсон провел толстыми пальцами по ее шелковистым перепонкам.

— Такое бывает: достанешь что-нибудь из воды, а оно начинает двигаться и ходить как мы, — сказала она.

— Я знаю.

— Мы такое видели. Моя сестра Эрин Ло и мои братья Янви Карр и Мыш Галлейн такое видели.

— Я знаю.

Она еще постояла возле Уилсона. Взяла в ладонь ком глины. Размяла и начала лепить. С ее рук закапали вода и жижа. Она улыбнулась. Уилсон лепил вместе с ней. Новые фигурки возникали из глины. Небоглазка тихонько запела. Мы незаметно отошли от них. Сели к большому столу и стали рассказывать Фингерс, Макси и остальным о наших приключениях. Жирный Кев выкатился из комнаты. Мы видели, как Морин посматривает из окна своего кабинета, но продолжали рассказывать. Сперва мы рассказали все вероятное. Невероятное мы оставили на потом: святого, смерть Дедули, загадку Небоглазки. Мы подошли к окну и показали вдаль, за крыши Сент-Габриэля, за мосты, в сторону невидимого отсюда Черногрязского причала.

— Это там, перед тем, как река поворот делает.

— Где? — переспросил Макси.

— Где, где? — присоединились остальные.

— Сразу за Озборном, — сказал Мыш.

— Где илистая отмель, знаете? — пояснил Январь, — Черная Грязь. Там бывшие склады, фабрики и огромная типография. Все заброшено, ни души, никто туда не заходит.

— Раньше не заходил, — вставила я.

— Да, раньше не заходил. А теперь там все сносят, будут строить рестораны и всякое такое, как везде.

Они удивленно переглядывались. Пожимали плечами.

— Да, мы тоже не знали, что там такое, — сказала я со смехом. — Но факт. Удивительное место. А теперь его сносят.

Мы вместе глядели на погожий летний день за окном, и комната наполнялась изумлением: неужели мы действительно пережили все это и вернулись в наш обычный мир, а девочка, которую мы нашли в Черной Грязи, напевает песенку и что-то бормочет тут, рядом с нами?

— Это еще не все, — сказала Фингерс. — Правда ведь?

— Да, — говорю. — Совсем не все. Потом расскажем.

— Анна, а фамилия? — спросила Морин.

— Мы не знаем.

— Так она жила со своим дедушкой?

— Да.

— Как его звали?

— Мы не знаем.

— И он умер?

— Умер.

— И все это было в заброшенном здании у реки?

— В типографии.

— И больше вы ничего не знаете?

Я молча пожала плечами, стою смотрю на нее. Мы у нее в кабинете, куда она вызвала меня из игровой.

— Пожалуйста, помоги мне, — просит.

— Я помогаю.

— Тогда скажи, что вы еще знаете.

— Кое-что знаем. Но это касается только ее. Может быть, она не захочет, чтобы вы знали.

— Эрин!

— Что — Эрин?

— Я хочу помочь ей, как помогаю вам всем!

— Помочь!

— Ты никогда не хотела помощи, да? Всегда считала себя слишком сильной для этого. Но мы все нуждаемся в помощи, Эрин. Все.

Я зыркнула на нее:

— А больше всех вы, да?

Она передернулась, но не отвела глаз:

— Может быть.

Больше всего мне хотелось развернуться и уйти, назад к Яну, Небоглазке и всем остальным. Но я осталась стоять.

— Вы…

— Что — я?

— Вы… Вы считаете, что моя мама все делала не так. Вы считаете, что справились бы лучше! — Тут я осеклась. Мы бессмысленно смотрели друг на друга. — Вы думаете, что я могла бы быть вашей дочкой!

— Это были просто мечты, — тихо сказала она. — А с тобой разве не бывает, что ты видишь кого-то и думаешь: это мог бы быть мой отец, моя сестра, мой брат…

Я щелкнула языком и выпалила:

— Нет!

— Может быть, когда ты станешь постарше…

— Нет!

Меня трясло. Я сжала кулаки. Хотела выбежать из комнаты, но ноги не слушались.

— Да, — говорю. — Конечно, со мной так бывает. Конечно, черт его подери, бывает!

Она потянулась ко мне через стол, но я отпрянула.

Морин смотрела на меня — как я заплакала, как опустилась на стул — и сказала мягко: