Для уничтожения столь досадивших им пушек, показавшихся наконец-то на глаза, японцы не пожалели даже трех залпов двенадцатидюймовок «Фудзи». Хотя это было скорее психологическое воздействие как на противника, так и на своих солдат – вести огонь по русским броненосец не мог, слишком близко те подошли к японцам. Но флоту надо было оправдаться перед армией за постоянный срыв перевозок и потерянные грузы. И «Фудзи», по личному приказу Того «поддержать армию при малейших признаках сопротивления на берегу», стрелял по отсутствующим русским тылам.

Действенную же поддержку пехоте оказали канонерки. Под градом крупнокалиберных морских снарядов русские орудия успели выпустить по паре картечных зарядов, после чего были перемешаны с землей вместе с лошадьми и расчетами. Когда остатки отряда вышли в расположение русских войск на Цзиньчжоуском перешейке, среди пяти десятков человек выживших было лишь трое артиллеристов…

Два дня. Казалось бы, что они могут значить в масштабе войны? И стоило ли погибать в безнадежном бою двум сотням бойцов против целой армии? Но грядущие события показали, что судьба Порт-Артура была во многом предрешена именно этим боем.

* * *

Японцы быстро продвигались в строну Артура, до его блокирования с суши оставались считаные дни. Вернее сказать, битва за перешеек еще не началась только потому, что карты противнику несколько спутали задерживавший выгрузку тяжелого вооружения штормовой ветер и… адмирал Макаров.

На следующий день после начала массовой высадки врага в Бицзыво Степан Осипович имел неприятную встречу с генералом Стесселем. Командующий гарнизоном Артура никак не мог взять в толк – как это при наличии эскадры в семь исправных броненосцев наш флот смог допустить десант японцев. Так и не сумевший объяснить ему разницу между блокированным и свободным фарватером, Макаров приказал ночью атаковать скучившиеся в бухте Энтоа транспорты всем, что сможет выйти в море.

Сам адмирал поначалу намеревался идти в бой на «Новике». Кто-то из моряков даже посчитал это признаком его душевного надлома, «заявкой на геройскую гибель, которая все спишет». Но тут всех изрядно удивил командир единственного броненосного крейсера первой эскадры каперанг Роберт Николаевич Вирен. Теоретически, по паспортным данным, «Баян», далеко не мелкий крейсер, никак не мог просочиться сквозь игольное ушко, оставшееся после затопления «Фусо». Но устроив двухдневный аврал команде по выгрузке угля, боезапаса и вообще всего, что не было приклепано к корпусу намертво, Вирен с помощью двух буксиров смог, буквально обдирая краску на борту, протащить свой облегченный крейсер через проход.

В сумерках «Баян» на внешнем рейде авралил, принимая обратно с барж боезапас и уголь, а Вирен, яростно жестикулируя, уламывал Макарова выбрать его в качестве флагмана. Все же лишние семь дюймов брони в суматохе ночного боя предпочтительней для выживания адмирала, чем пяток дополнительных узлов «Новика». Тем не менее заставить Степана Осиповича лишний раз не рисковать собой смог только наместник, который уже собирался выезжать в Мукден, дабы координировать действия русских вооруженных сил в случае блокады крепости. Поначалу Алексеев попытался вообще запретить Макарову вести крейсера в бой. Риск действительно был весьма велик. Однако тот ответил просто и лаконично: «Моя похлебка, Евгений Иванович, мне и расхлебывать!»

Разнутренный Стесселем и ощущением личной ответственности за происшедшее, понимающий, что успех третьей закупорочной операции Того – это следствие его недогляда и упрямства, – предупреждал же Руднев! в результате все усилия трех месяцев пошли насмарку, – Макаров был просто вне себя. Дать решительный бой японцам сразу по вступлении в строй завершающих ремонт кораблей теперь он не мог. Вдобавок японцы получили вожделенный шанс обложить крепость с суши и начать обстрел наших кораблей в гавани. Точь-в-точь как они разобрались с адмиралом Тингом! Поэтому не удивительно, что, памятуя о печальном конце незадачливого китайского предшественника, Степан Осипович рискнул пойти ва-банк, поставив на карту все, что только сумел наскрести.

Удивительно другое. Такого разворота событий совершенно не ожидал адмирал Того со своим вышколенным штабом. В противном случае исход дела у Бицзыво мог бы стать совсем иным. Да и охранять Артур оставались исключительно старые минные крейсера и клиперы. Реши японцы в эту ночь окончательно, наглухо заблокировать и для верности заминировать проход в гавань Артура, им бы это, скорее всего, удалось…

* * *

Всего для ночной атаки выделялись: пять крейсеров: «Баян», «Аскольд», «Новик», «Диана» и «Паллада»; канонерки: «Гремящий», «Отважный», «Гиляк», «Бобр», кое-как на скорую руку подлатанный «Манджур» и все семнадцать исправных эсминцев. В роли головного дозора выступал быстроходный, но почти безоружный «Лейтенант Бураков»[15].

Даже после снятия шести 47-миллиметровых пушек на этот маленький кораблик не удалось всунуть ничего, кроме одного 75-миллиметрового орудия на корме. Поначалу планировали заменить и торпедный аппарат, к которому остались всего две «родные» мины Шварцкопфа, на снятый с «Победы» – броненосцы стали для миноносников просто неисчерпаемым источником малокалиберной артиллерии и торпедных аппаратов, но с «Бураковым», увы, не успели. Да и перевооружать разведчика – значит давать ему лишний соблазн ввязаться в бой. Зато скорость в тридцать пять узлов по паспорту, а по факту сейчас тридцать три, гарантировала, что никто из оппонентов под японским флагом не сможет его настигнуть. Отпрыск верфи «Шихау» был идеальным разведчиком и посыльным. Но… лишь до первого снарядного попадания…

По обнаружении противника атаковать японские корабли охранения в лоб должны были «Баян» и «Аскольд» с четырьмя миноносцами отечественного производства каждый и все наличные канонерки. Строго говоря, Макаров использовал идею Того по отвлечению охранения на живца, поскольку основной удар по транспортам должны были нанести идущие в обход «Новик», «Паллада» и «Диана». Они, каждый с приданными им истребителями, должны были, не ввязываясь в перестрелку, обойти японские корабли и атаковать транспорты с флангов, когда их охранение будет связано боем с наносящей лобовой удар группой.

Из записок Руднева, переданных через Банщикова, Макаров позаимствовал еще пару идей – систему ночного опознавания и «лидирование» миноносцев в атаке быстроходными крейсерами второго ранга. Правда, крейсер второго ранга был всего один, «Новик», но зато приданы ему были четыре лучших шихауских эсминца, имеющих по три торпедных аппарата вместо двух и, благодаря наличию полубака, вполне мореходных. «Палладу» и «Диану» сопровождали два и три истребителя соответственно.

Система опознавания русских кораблей была проста как табурет: на каждый корабль устанавливались по два фонаря, с красным и зеленым фильтром. В ответ на запрос – два красных моргания – свой должен был или ответить тремя зелеными, или не жаловаться на «дружественный огонь». Теперь все это предстояло проверить на практике.