Местный железнодорожный начальник немедленно отстучал телеграмму в Токио о разрушениях мостов и об угрозе для судоходства в Токийском заливе. На свою беду, эту телеграмму получили и на находящемся поблизости стареньком безбронном крейсере «Такао»[11], который выполнял обязанности корабля береговой обороны района дамбы и принимал уголь в бухте чуть севернее. Капитан второго ранга Якиро то ли пропустил мимо глаз слова «крейсер противника», то ли решил, что железнодорожники не способны отличить боевой корабль от вооруженного транспорта, то ли его решимость отомстить за нападение на землю Ямато была сильнее здравого смысла. Так или иначе – он решил выйти в море, найти и уничтожить противника. К сожалению для него, противника он нашел…

На крейсерах увидели друг друга за три часа до заката. Пары были разведены во всех котлах на обоих кораблях, и оба командира сразу пошли на сближение. Когда Якиро опознал противника и скомандовал «к повороту», было уже поздно. Боясь упустить в море русский «вспомогательный крейсер», японцы шли на расстоянии пятнадцати миль от берега. «Варяг» же, напротив, держался от берега в десяти милях, надеясь подловить хоть какого-нибудь японского каботажника, а то и просто рыбацкую шхуну.

В результате даже выброситься на берег у «Такао» не было шансов. Его артиллеристы первыми открыли огонь из трех шестидюймовок, но превосходство артиллерии и дальномеров «Варяга» было подавляющим. У Руднева промелькнула было мысль, что потопление этого антиквариата не прибавит славы русскому флоту, но увы – с него видели и наверняка опознали «Варяг». А то, что на баке и юте у него теперь установлены два восьмидюймовых орудия, пока должно было оставаться для Камимуры секретом. Отпускать столь некстати попавшегося на пути «Варяга» японского инвалида было нельзя…

Зарубаев сосредоточенно, без лишней нервозности и суеты дождался от Нирода дистанции с дальномера и повел пристрелку по новому методу. Первый залп трех шестидюймовых орудий правого борта лег с небольшим перелетом. Второй залп дал не стрелявший в первом второй плутонг, с поправкой на результат падения первого. Главный калибр – носовое и кормовое восьмидюймовые орудия – ждал точного определения расстояния. Наконец, падение пятого полузалпа удовлетворило эстетствующего артиллериста, и на орудия по проводам системы центральной наводки понеслась команда: «…расстояние тридцать шесть кабельтовых, беглый огонь!»

«Молодцы. Намастрячились наконец, – с улыбкой отметил про себя Петрович, – если бы так и в Чемульпо работали… Опять подтверждаем прописные истины – мастерство прямо пропорционально количеству повторений. Да и обстрелянные уже все. Прицелы Перепелкина тоже вполне освоили. Долго японец не продержится. Полчаса от силы. И то не факт…»

Спустя пятнадцать минут канонады, двадцать восьмидюймовых и сто пятнадцать шестидюймовых снарядов, выпущенных «Варягом», все было кончено. Первые три попадания шестидюймовыми снарядами «Такао» перенес неплохо. Критическим для японца стало единственное попадание восьмидюймовой бомбы в носовую оконечность.

Старый крейсер, идя на максимальных для его изношенных долгой службой машин четырнадцати узлах, почти «нырнул» в набежавшую волну – пробоина площадью более пяти квадратных метров, встречный напор воды и общая ветхость корабля свели на нет все попытки борьбы за живучесть. Пару минут переборки старого корабля еще сопротивлялись напору моря, а его артиллеристы пытались нанести русским хоть какой-то урон. Но все было тщетно. Катер «Варяга» поднял из воды семнадцать уцелевших, офицеров среди них не было.

* * *

Вечером на празднике в честь подрыва моста, удачного боя и не менее удачного отхода из опасной зоны в кают-компании собрались армейцы и офицеры «Варяга», как старые, так и новые. Последние появились на смену выбывших по ранению или гибели, а также ушедших на повышение. Одна только замена командира вызвала цепь повышений и вакансий. На место старшего офицера, например, все прочили ставшего кавторангом Зарубаева, но судьба в виде питерских небожителей и начальника отряда контр-адмирала Руднева распорядилась иначе…

Третьего апреля, за две с половиной недели до выхода «Варяга» в первый после ремонта боевой поход, на Владивосток обрушился локальный катаклизм. Отправившиеся на войну великие князья Михаил Александрович и Кирилл Владимирович со товарищи, прослышав о творящихся во Владивостоке интересных делах, плюнули на первоначальный приказ и испросили телеграммой царственного родственника о смене конечного пункта их маршрута.

Макаров и Стессель в Порт-Артуре были только рады избавиться от лишних жерновов на шее. В итоге лишь двое членов развеселой августейшей компании – слухи об их кутежах по дороге летели быстрее, чем шел на восток их курьерский, – отправились к маньчжурскому штабу Куропаткина в Ляоян. Это были великий князь Борис Владимирович и сербский принц Георгий Карагеоргиевич. На голову же Руднева свалилась другая парочка «великих», а с ней до кучи и очередная проблема – куда девать двух столь разных молодых людей, одного с сухопутным, у Михаила, а второго с морским, у Кирилла, ВУСами[12].

Данные молодые люди были для любого командира, под начало которого попадали, сущим наказанием – нормальной службы от них ожидать не приходилось, но вот навредить по неопытности они могли изрядно. А если при этом что не так скажешь, могут и нажаловаться на самый верх, по-родственному. Но еще страшнее было помыслить о перспективе доклада в столицу с известием о ранении родича венценосца. Или боже упаси… Война, она ведь не разбирает…

Однако, несмотря на сопутствующие проблемы, для «Петровича и Ко» они представляли определенный интерес – через них можно было постараться получить дополнительный канал воздействия на царя. Поэтому великие князья были распределены следующим образом: Михаил был отправлен к Балку на бронепоезд. Формально в роли командира. А Кирилл бесцеремонно навязан командиру «Варяга» Степанову в качестве старшего офицера.

Перед назначением оба они имели весьма необычную для них беседу с Рудневым. Пожалуй, в первый раз кто-то, не входящий в царскую семью, позволил себе прямо, резко и нелицеприятно оценить их достоинства и недостатки в роли командиров, без скидок на происхождение. Это было столь необычно, что даже несколько притягивало. А само резюме Руднева заставило призадуматься этих, на данный момент, в общем-то, не очень склонных к такому занятию людей:

– Итак, ваши императорские высочества, вывод мой таков. Коли вы прибыли с самым решительным намерением повоевать, так тому и быть. В штабах я вас мариновать не намерен. Но по гвардейским чинам положенных вам под командование корабля 1-го ранга, равно как и полнокровного линейного кавалерийского полка, я предоставить не могу. Во-первых, таких вакансий у меня во Владике просто нет в наличии. Да и вы, простите великодушно, с такими задачами пока элементарно не справитесь из-за отсутствия опыта реального командования в боевой обстановке. Идет война, преподнесшая уже много неожиданных сюрпризов. Так что прежние теории, учения и парады – это все сейчас не в счет. Не дай бог еще людей и себя загубите. Ни этого, ни даже просто потери вами авторитета я не желаю. Посему и «теплых» мест при штабе вам предлагать тоже не намерен…