Тем не менее для Guardian было важно продемонстрировать, что она ведет себя ответственно. Газета должна была показать, что предпринимает все разумные шаги, чтобы не нанести вреда американской национальной безопасности. И что публикует только те материалы, которые вскрывают лишь широкие «очертания» правительственной массовой слежки, не вдаваясь в оперативные детали. Главный критерий заключался в следующем: есть ли у общественности подлинное право на получение информации согласно первой поправке? Единственная цель заключалась в том, чтобы спровоцировать дебаты, которых долго добивались Сноуден и настойчивые критики в сенате, такие как Уайден и его коллега в комитете по разведке Марк Юдалл.

События развивались стремительно. Макаскилл из Guardian передал из Гонконга два слова: «Гиннесс хорош».[18]Эта кодовая фраза означала, что теперь он убежден в подлинности Сноудена. Гибсон решила дать АНБ четырехчасовое «окно» для комментариев, чтобы у агентства была возможность все опровергнуть. По британским меркам такой срок выглядел вполне справедливым. За это время можно сделать ряд звонков, согласовать линию поведения. Но с точки зрения официального Вашингтона, где отношения между администрацией и журналистским корпусом складывались в угоду первой и иногда напоминали загородный клуб, это было просто возмутительно.

В среду Акерман приступил к работе в вашингтонском офисе. Он приветствовал своего нового коллегу Дэна Робертса, шефа местного бюро Guardian, но про свою нереальную миссию не сказал ни слова. Около 13.00 он заказал разговор с Verizon. Затем позвонил сотруднице Белого дома Кейтлин Хейден. Хейден являлась главным представителем Совета национальной безопасности (СНБ), отвечающего за координирование американской стратегии национальной безопасности и внешней политики. Председателем СНБ был президент страны. Хейден не взяла трубку.

Тогда Акерман отправил ей электронное сообщение. В теме сообщения говорилось: «Нам нужно срочно поговорить».

«Здравствуйте, Кейтлин.

Оставил вам голосовое сообщение — надеюсь, оно до вас дошло. Я теперь работаю в Guardian, и мне нужно срочно поговорить с вами по поводу американских программ слежки. Думаю, лучше всего обсудить это по телефону… Пожалуйста, позвоните мне, как только сможете».

Хейден была занята. Так уж совпало, что именно в этот день в Белом доме было объявлено о том, что посол Сьюзен Райс назначается советником по национальной безопасности президента Барака Обамы и директором Совета национальной безопасности. Хейден ответила, что свяжется с ним через час. В полдень она действительно позвонила. Акерман рассказал ей, что у Guardian есть копия секретного документа суда FISC и что газета намерена опубликовать это сегодня же. «Кейтлин чрезвычайно расстроилась», — говорит Акерман.

Оправившись от шока, Хейден записала детали, о которых рассказал Акерман. Она пообещала «сообщить это своим людям». Настроение этих людей, должно быть, граничило с замешательством: что это еще за Guardian и где эти мерзкие британцы раздобыли такую утечку?

В 16.00 Хейден связалась с Акерманом по электронной почте. По ее словам, Белый дом хотел бы, чтобы он «как можно скорее» связался с соответствующими ведомствами — министерством юстиции и Агентством национальной безопасности. Акерман позвонил в минюст и поговорил с пресс-атташе АНБ Джуди Эммел. Эммел никак не выдала своих чувств. «Мое сердце лихорадочно билось», — вспоминает Акерман.

Теперь, следуя указаниям Гибсон, Акерман отправил Кейтлин Хейден сообщение, в котором предупредил, что редактор назначила для публикации крайний срок: 17:15.

Затем Гибсон позвонила сама Хейден, непосредственно из Белого дома. Она предложила провести в 17:15 селекторное совещание. Белый дом собирался направить на него своих компетентных представителей. В эту группу входил заместитель директора ФБР Шон М. Джойс. Этот уроженец Бостона имел репутацию человека действия: он занимался расследованием деятельности колумбийских наркоторговцев, активно участвовал в контртеррористических операциях, являлся американским атташе по правовым вопросам в Праге. Борясь с преступностью и предотвращая угрозы национальной безопасности, Джойс провел 75 операций ФБР внутри страны и за рубежом. Теперь он занимался в ФБР вопросами разведки.

Вместе с ним был вызван Крис Инглис, заместитель директора АНБ. Инглис так редко взаимодействовал с журналистами, что многие считали его полумифической личностью, эдаким «единорогом». У Инглиса была блестящая карьера. Получив образование в области машиностроения и вычислительной техники, он быстро поднимался по служебной лестнице в АНБ. Прежде чем стать вторым штатским помощником генерала Александера, он с 2003 по 2006 год работал в Лондоне в качестве старшего сотрудника связи (SUSLO). В качестве высокопоставленного сотрудника разведки США он осуществлял взаимодействие с GCHQ и британской разведкой. По-видимому, он узнал о Guardian именно во время своего пребывания в Лондоне.

Еще в эту группу был назначен Роберт С. Литт, известный как Боб, — главный юрисконсульт директора Управления национальной разведки. Выпускник Гарвардского и Йельского университетов, Литт шесть лет проработал в министерстве юстиции в середине и конце 1990-х годов и знал о тайном суде FISC. Литт был умным, приятным, словоохотливым, ярким собеседником. «Он знает, что делает. Умный. Пожалуй, самый умный из них», — рассказывал Акерман.

Со стороны Guardian выступали Гибсон и Миллар. Двое британских журналистов сидели в небольшом кабинете Джанин Гибсон, из окон которого открывался невыразительный вид на шумный Бродвей. Акерман тоже был приглашен участвовать — из Вашингтона. Казалось, силы явно неравны — несколько чужаков против столь внушительной миссии из Вашингтона.

Выставляя «тяжеловесов», Белый дом, возможно, посчитал, что тем самым может выставить себя в выгодном свете, а в случае необходимости запугать Guardian и заставить британцев придержать публикацию истории о Verizon. На несколько дней — это уж точно, но, может быть, и вообще ничего не публиковать. Стратегия была вполне рациональной. Но она подразумевала несколько предпосылок. Во-первых, предполагалось, что Белый дом контролирует ситуацию. И возможно, администрация недооценивала Гибсон. «Именно в такие моменты ты и видишь, чего стоят ваши редакторы», — заключает Акерман.

Общей темой официальных заявлений — все они давались, естественно, на фоне происходящего — было то, что история о Verizon отнюдь не беспристрастна. Что она вводит в заблуждение и изобилует неточностями. Но высокопоставленные чиновники администрации выразили желание сесть за стол переговоров и объясниться. Их предложение в основном состояло в том, что Гибсон будет приглашена для беседы в Белый дом.

Такой подход оправдывал себя в прошлом, например с New York Times в 2004 году, когда журналисты этой газеты впервые узнали о существовании программ несанкционированной слежки президента Буша. Предполагалось, что после «беседы» Guardian уже не будет испытывать такого энтузиазма по поводу своей публикации. Подтекст был такой: вы, британцы, толком не разбираетесь в том, что здесь на самом деле происходит, и поэтому зачем пороть горячку? «Наверное, они думали, что смогут как-то повлиять на меня или оказать давление», — говорит Гибсон.