В лагере, бывало, появлялась группа чужих офицеров, начальство лагеря нервничало налицо. Затем оно полностью или отдельные лица из него исчезали, а их место занимали новые люди. После такой перемены жизненные условия в лагере как правило изменялись в лучшую сторону и держались на этом уровне достаточное время.

В Красноармейск в начале февраля 1944 года приехала комиссия во главе с генералом. Начальство лагеря об этом предупредили заранее, так как несколько суток до его приезда в лагере шел настоящий аврал. Целые бригады бегали во все уголки лагерной зоны, убирали мусор, чистили уборные, мыли полы во всех корпусах и т.д.

Генерал прибыл в обеденное время и рвался на кухню, где русский начальник снабжения пригласил «ревизора» отдегустировать суп, сваренный в котлах. Один из немецких поваров, в какой-то степени владевший русским языком, слышал, что ему ответил генерал. Эти слова стали в лагере крылатыми: «В том, что суп сегодня вкусный и питательный у меня нет сомнений. А что в котлах было раньше, вижу по состоянию фрицев».

Не поручусь за то, что дословно так выразился генерал, но по смыслу, думаю, так сказано было. Слухи на эту тему распространились по лагерю, как буря. Надежды росли как цветы под весенним солнцем, и надеялись мы не напрасно.

На следующее утро на проверке объявили, что вывода на работу не будет, пока комиссия не сформулирует свои заключения.

Медкомиссия или «осмотр голой кожи»

Цель этого осмотра — определить физическое состояние каждого отдельного жителя лагеря и разделить состав на так называемые категории.

Первая категория —

Полностью здоровые люди с крепким телом, пригодные для любой тяжелой работы до 10 часов в сутки.

Вторая категория —

Здоровые особы с менее крепким телом, пригодные для менее тяжелой работы до 10 часов в сутки

Третья категория —

Люди с признаками истощения, но пригодные для легкой работы не более 6 часов в сутки

ОК (оздоровительная команда) —

Люди с более очевидными признаками истощения для производственной работы не пригодные, используемые для легких работ внутри лагеря не более 4 часов в сутки

Дистрофия с тремя степенями (I, II, III) —

Совершенно негодные для работы, истощенные, худые с более или менее развитой мышечной атрофией.

Порядок проведения этого осмотра не очень льстил достоинству человека. В большом помещении или зале сидит медкомиссия в составе двух военных врачей и коменданта лагеря или его уполномоченного. Пленные вызываются побригадно, они должны полностью раздеться (слово «полностью» следует понимать в чистом смысле слова) и по одному встать перед комиссией. Члены комиссии определяют первые четыре категории по виду — как на рынке работорговцев. Различать три степени дистрофии — более тонкое дело. Врач большим и указательным пальцами оттягивает кожу где-то на ребрах, так, чтобы образовалась складка высотой около 3–4 сантиметров. Отпустив эту складку, определяет продолжительность процесса выравнивания кожи. Если 2–3 секунды, тогда дистрофия I, 3–5 секунд — дистрофия II и свыше 5 секунд — дистрофия III. За абсолютную правильность секундных сроков не поручусь, но могли быть и личные соображения по этой характеристике у разных врачей.

Прошел медосмотр и я, результат — «дистрофия II» при весе 46 кг. И сотворилось чудо! Дистрофиков сосредоточили в специальном корпусе и стали кормить нас приблизительно по тем нормам, к которым я без труда привык под Астраханью. Перед новосельем прошли баню и дезинфекцию, получили чистое нательное белье и — какое счастье — одеяло на ночь. На койках были матрацы и простыни.

Еще одно чудо: населенность клопами в этом корпусе оказалась незначительной. Трудно было поверить, что с порога ада жизнь сдвинулась в сторону рая.

Спасибо генеральской комиссии!

Взамен командного состава прибыли новые офицеры — исключительно инвалиды, воевавшие на фронте и неспособные больше воевать. Жаловаться на их обращение с пленными причин не было до моего отъезда из-под Сталинграда.

Дистрофия — в жизни среднего европейца наших дней это понятие отсутствует, поскольку практически не встречается. Но посмотрите фотографии гитлеровских концлагерей, снятые в момент освобождения пленных союзниками в апреле-мае 1945 г. Или видеорепортажи, снятые уже в наши дни в Южном Судане, говорящие о голодной смерти населения. Вот это и есть внешний облик ДИСТРОФИИ. Фотографий или других изображений военнопленных— дистрофиков в советских лагерях нигде, пожалуй, не найти, но симптомы этого преддверия в ад одни и те же, независимо от места и времени.

Человек выглядит как ходячий скелет, обтянутый вялой и сморщенной кожей. На кости таза можно, как говорят, повесить шляпу, через впавшие щеки видны контуры зубов, скулы возвышаются острыми хребтами, ноздри ненормально увеличены, а глаза без блеска излучают тупое выражение. Мышц не видно ни на конечностях, ни на груди или спине — одни кости, обтянутые высохшей кожей.

Непонятно, откуда изнуренный организм берет энергию, чтобы шевелить руками и ногами. В первые два года войны положение дистрофика равнялось смертному приговору. Согласно практике ГУЛАГа на работу гнали всех, пока человек не умирал. Путь до могилы был коротким, и некогда и некому было оставить историкам и литераторам информацию о своем душевно-психологическом состоянии.

Мне хорошо известна судьба сотен тысяч советских солдат, которые в 1941–42 г.г. погибли в немецком плену, в тех же условиях, что и немцы в первые месяцы после битвы под Сталинградом. Я опишу то, что произошло в пределах моего узкого поля зрения. Не буду все описывать в темных красках, поскольку в красноармейском лагере в 1944 г. была организована оздоровительная зона для дистрофиков и смертность снизилась до нуля, общее настроение постепенно поднималось. Хочу рассказать о тех, кто в самые трудные моменты не терял надежды выжить и вернуться на родину. К таким людям принадлежал и я. Нашлись братья по духу, и организовался центр приверженцев оптимистического взгляда на жизнь. В жизни мне посчастливилось в том, что в плен я попал совершенно здоровым парнем и не раньше середины 1943 г. и кроме того, я избежал дальних железнодорожных перевозок, где многие умерли от голода и жажды. Сознание офицерского и младшего состава войск МВД изменялось медленно. С одной стороны, лозунги «Убей немца, где бы он ни встретился», а с другой — приказы о гуманном отношении с пленными фрицами. Трудно понять необходимость кормить фашистов, когда самим не хватает.

А мне повезло. Избавившись от дистрофии, я попал в полосу мероприятий по спасению жизни немецким пленным, как рабочей силы для снабжения фронта и восстановления разрушенного хозяйства в стране.

В Красноармейске после прихода нового командования из инвалидов войны заметно улучшилось и дошло до желудков положенное питание. Медкомиссия определила состояние каждого. Дистрофиков освободили от выхода на работу, дали повышенное питание и корпус, где они находились, оградили забором от рабочей зоны. Зачем тюрьма в тюрьме? Это было сделано, чтобы предотвратить обмен продуктов питания на табак и махорку из трудовой зоны. Командование было заинтересовано в скорейшем выздоровлении рабочей силы. Меры эти принимались не без основания, торговля такого типа действительно была.