– Кто тебе сказал, что я была врачом? – спрашивает она, оглянувшись на повороте.

Я искренне радуюсь, что в этот раз она меня не узнала. Но, помня о том, как провалилась наша встреча в реальности № 1, я решаю опередить события, чтобы она опять не приняла меня за подглядывающего за ней сексуально озабоченного подростка.

– Я – Томас Дримм, ваш сосед из дома напротив. Я часто смотрю на вас со своего чердака, чтобы видеть, в каком вы настроении. Потому что в тот день, когда у вас сняли с двери табличку «Доктор Бренда Логан», я подумал, что вы выброситесь из окна.

Никакой реакции. Наверное, я опять сморозил глупость. Она поднимается еще на десяток ступеней, прежде чем задать следующий вопрос:

– Это твой дедушка?

Я сразу отвечаю:

– Нет-нет, это бунтовщик, который готовил теракт вместе с моим отцом. Полицейские подумали, что он умер, и бросили его на земле, но я видел, что он дышит. А моего отца они увезли.

По-моему, неплохая версия. Мне надо смягчить Бренду, разжалобить и в то же время разбудить в ней бунтарский дух. Она толкает дверь в квартиру ногами старика, жестом показывает, что надо освободить медицинскую кушетку, которая теперь служит ей полкой для баночек с масляными красками. Я расчищаю место. Она укладывает Пиктона, дезинфицирует рану и накладывает повязку. Потом снимает с него куртку с рубашкой и начинает осматривать.

Бренда замечает провод наушника и хочет вынуть его, но я хватаю ее за руку. Она смотрит на меня с удивлением. Недолго думая, я объясняю, как наушник от плеера выполняет роль антиподслушивающего устройства. Бренда смотрит на меня с недоверием. Разумеется, как все обычные оппозиционеры, она плохо себе представляет, какие огромные возможности дистанционного контроля и воздействия дают правительству мозговые чипы. С обезоруживающей искренностью я спрашиваю шепотом:

– Зачем бы я стал это придумывать?

Она пожимает плечами.

– Если то, что ты рассказываешь, правда, они могли бы подключиться к моему чипу, чтобы всё услышать.

– Могли бы, но они не знают, кто вы. Я единственный, кто вас знает. И за мной не следят.

Кажется, ни мой уверенный тон, ни мое волнение при произнесении предпоследней фразы, когда у меня дрогнул голос, не произвели на нее никакого впечатления. Похоже, ей наплевать. Я уже забыл, какой разочарованной и ко всему безразличной была Бренда, пока в ее жизни не появился я. Она заботилась лишь об одном: как бы свести концы с концами. К тому же сейчас Бренда оказывает неотложную медицинскую помощь. Ей не до меня, и это нормально – я всего лишь доставил тело.

Бренда вынимает из обувного шкафчика медицинскую сумку, меряет Пиктону давление, делает укол, набирает в шприц немного крови и вводит ее в анализатор. Старик по-прежнему неподвижен. Даже когда она берет молоточек и бьет его по коленке. Потом второй раз, сильнее. Я смиренно спрашиваю:

– Может, не надо его доламывать?

– Я проверяю рефлексы. Рана в черепе неглубокая, он впал в кому по другой причине. Принеси-ка с кухни сахарную пудру.

Я подчиняюсь. Слово «кома» из ее уст привело меня в сильное волнение. Как приятно видеть Бренду живой, смотреть, как энергично она двигается. Как приятно вдыхать запах духов, исходящий от ее тела, а не от пульверизатора, из которого я опрыскиваю опустевшую квартиру, когда прихожу поливать цветы.

Бренда проверяет результаты, появившиеся на экране анализатора крови.

– Я так и думала, – говорит она, забирая у меня пакет с сахаром. – Ты мог бы предупредить, что он диабетик.

– Я не знал.

Это правда. Плюшевый медведь на многое жаловался, но только не на это. И неудивительно – после смерти диабет не беспокоит.

Бренда открывает ему рот и высыпает туда добрую половину пакета. С недоумением я спрашиваю себя – действительно ли ее исключили из Коллегии врачей по политическим причинам? А что, если из-за того, что она полный ноль в медицине?

– При диабете, – объясняет Бренда, – в крови очень высокое содержание сахара. Но, если его не хватает, теряешь сознание.

Я киваю, волнуясь всё больше и больше. А она берёт початую бутылку виски, стоящую у мольберта, и, вставив горлышко в рот пациенту, вливает в него не меньше стакана. Потом Бренда трясет беднягу профессора за челюсть, чтобы всё хорошенько перемешать. Не открывая глаз, тот начинает кашлять и мотать головой. Это мало похоже на лекарство, но, кажется, помогло.

Не дожидаясь, пока он очнется, я тяну Бренду в сторону и тихо сообщаю ей, что диабетик, которого она только что накормила сахаром, не кто иной, как профессор Пиктон – создатель Аннигиляционного экрана, который теперь собирается уничтожить свое детище. Она широко открывает глаза. Я уточняю: он обнаружил, что Экран удерживает души мертвых и их используют повторно в качестве источника энергии. Поэтому он хочет создать энергетический кризис и свергнуть правительство.

– Где я? – рычит наш революционер, рывком поднимаясь с кушетки.

– Минуточку, – бросаю я ему, продолжая шептать Бренде на ухо: – Но без отца я не могу управлять революцией. Вы мне поможете?

Она смотрит на меня своими красивыми глазами цвета карамели, и я вижу, как недоверие и подозрительность в них сменяются возбуждением.

– А ты занятный парень, – отвечает она шепотом.

От нее это звучит как самый лестный комплимент.

– Ай! – вскрикивает старик, уставившись на меня и ощупывая повязку. – Да ведь это тот самый мальчишка с пляжа! Я так и знал, что он залепит мне в голову своим воздушным змеем, паршивец!

Бренда хмурится:

– Что всё это значит?

Я спокойно объясняю ей:

– Это официальная версия, ведь он вас не знает. Не знает, к какому лагерю вы принадлежите.

– Где я, чёрт возьми? – кричит Пиктон, спуская ноги с кушетки. – Кто вы такие?

Я представляю:

– Доктор Бренда Логан, исключена из Коллегии врачей, потому что встала на сторону бунтовщиков, как и вы. Из-за этого я и привез вас сюда, профессор Пиктон. Вы смело можете говорить при ней.

Он поспешно сует руку в карман за своим наушником и тут обнаруживает, что гарнитура уже вставлена ему в ухо. Я объясняю, что решил с самого начала заглушить передачу сигналов его чипа. Ошеломленный, он спрашивает Бренду:

– Да что это за паренек, в самом деле?

Та растерянно разводит руками. Я напоминаю Пиктону, что на пляже у него была назначена встреча с сообщником и разговор должен был идти о создании протонной пушки и уничтожении Аннигиляционного экрана. Он реагирует молниеносно – бросается на меня и прижимает к стене:

– Кто тебе это сказал?

Я молчу. Если ответить «вы сами», мне придется объяснить ему в присутствии Бренды, что в другой реальности он умер, а его душа вселилась в медведя. Пожалуй, это будет преждевременно. Я должен заслужить его доверие, не выходя за пределы правдоподобия. Тогда я смогу понемногу открывать ему правду.