Вон, уже принялся, раз перед Клубничкой решил своим хвостом ободранным потрясти…

С огромным удовольствием это петуха пощипаю.

К тому же, он не единственный, у кого глаза на мою девочку горят и слюни капают…

Когда мне еще пользоваться служебным положением, как не теперь?

Имею право за выслугу лет. Блядь.

— Катюша, ну что ж ты такая неприступная!

В голосе Хохлова слышится натуральное, не наигранное отчаяние. Довела я его, значит… Ну, это его проблемы. Я ничего не обещала, авансов не раздавала.

Поворачиваюсь, округляю глазки удивленно.

— Семен Владимирович… Я не понимаю…

— Семен, просил же! Мне не сто лет в обед, чтоб такие красивые девушки по имени-отчеству звали!

А в голосе раздражение прям.

— Простите… Я просто не могу, вы — мой руководитель практики… Деловой этикет, уважение к старшим…

Несу откровенный и циничный бред, с удовольствием отмечая, как краснеет его лицо после последних фраз.

Ну а что?

Нечего клеиться к молоденьким девочкам, если не хочешь выглядеть глупым похотливым стариканом… Хотя, ему, пожалуй, столько же лет, сколько и Зубову… Но того стариканом не назовешь даже в бреду. Так смотрит, так двигается, так сексом занимается, уверена, что многим фору даст…

Не вовремя выскочившие воспоминания про секс с Зубовым окрашивают щеки в красный, но я не пытаюсь унять себя. Пусть Хохлов думает, что это — смущение по его поводу. Не будет лишним, ой, не будет…

Непростой он мужик, этот Хохлов, несмотря на явный удар беса в ребро, случившийся так некстати.

Я за неделю имела возможность заценить не только его качества, как ученого, но и вполне себе дипломатические умения. То бишь, лизать жопу начальству Хохлов может виртуозно.

Васильев верит ему, берет помощником в несколько своих проектов, в том числе, связанных с Роскосмосом. А это — не просто деньги. Это — обеспечение себе работы на всю оставшуюся жизнь. Причем, высокооплачиваемой работы. Кто бы что ни говорил, а космическая программа — это визитка государства. На нее всегда будут выделяться деньги. Как и на оборонку.

Васильев топчет оба этих поля. Ценный, очень ценный кадр, судя по тому, что в центре сидит один из негласников конторы. Естественно, мы с Зубовым не обсуждали его задание на этом объекте, мы вообще ничего не успели обсудить, кроме его нелогичного желания взбаламутить жизнь моей дочери своим явлением, но я тоже не дура. Вроде бы. И понимаю, что Зубов не просто так сидит на воротах Центра исследований РАН.

Дай Бог, чтоб профилактически. Но для профилактики, подозреваю, тут вся охрана, и плюсом — сисадмин Виталик, с которым мы в последнее время сдружились.

Я более чем уверена, что у Виталика — погоны. Какой-нибудь капитан или майор даже… Очень удивлюсь, если это не так.

Но все-таки, судя по тому, что Зуб здесь опять под чужим именем, имеет место быть разработка.

Вот только, кого? Очень надеюсь, что не сотрудников отдела, где я практикуюсь. Ну, или хотя бы пусть все случится после того, как я допрактикуюсь… И пусть не с Васильевым. Может, тот мужик, что так удачно ломает то ногу, то руку, то голову? На чьем месте я сейчас сижу?

Хохлов, на мой взгляд, слишком хитер и мудровыебан для таких вещей. Он карьерист и жополиз. Такие обычно осторожны. И не любят рисковать.

И вообще… О чем я думаю? Может, Зубов ищет вообще не в моем отделе? У нас тут пять этажей безумных ученых. Ройся — не хочу.

Никаких фактов, что мои — самые безумные.

Хотя… Хохлов, вон, точно свихнулся.

Рожа красная, взгляд дурной, с обидой. Старым его обозвали, надо же!

— Понятно, Екатерина Михайловна, — цедит он сквозь зубы, — работайте, не буду отвлекать. А то у вас в последнем отчете были ошибки.

— Какие? — я не привыкла спускать такое, и сейчас не собираюсь. Знаем, плавали. Один раз промолчишь, и потом только и успевай уворачиваться от копыт.

Нет уж.

Обидки — обидками, а с работой у меня все отлично, нехрен поклеп возводить!

— У вас графики выстроены без учета… Э-э-э… Без учета!

— О-о-о! А можно пример? Чтоб я больше не путалась…

— Потом!

— Но мне сегодня уже сдавать…

— Пока так сдавайте.

— Но там же тогда ошибка…

— Я ее учту.

— Не надо! Я исправлю.

— У меня сейчас нет времени что-то вам показывать. Тем более, что это вы уже должны знать. Чему вас только учат в провинции!

— Хорошо, я отмечу тогда в отчете, что получила от вас замечание и не получила полной расшифровки данного замечания, вследствие чего не смогла исправить ошибку неясной этимологии…

— О-о-о! Екатерина Михайловна, прекратите уже. Я не буду ничего поправлять у вас! Успокойтесь.

— Нет, Семен Владимирович, при всем уважении, я не могу так. Если увидели вы, то Евгений Федорович точно заметит… Давайте, все же, я подстрахуюсь. А так как я не поняла, что за ошибку совершила, то я дословно приложу к отчету расшифровку нашей с вами беседы… Вы потом сами поясните Евгению Федоровичу, да?

И ресничками — хлоп!

Для закрепления образа непроходимой, но ужасно старательной дурочки.

— Хорошо, — Хохлов, надо сказать, сумел сохранить лицо. Кивает.

И выходит из кабинета.

А я спокойно продолжаю работать.

Посмотрим, посмеет ли он хоть что-то еще ляпнуть про мои отчеты.

Понятное дело, что Васильеву он ничего не скажет, потому что нечего говорить. Но вот врага я себе, похоже, нажила. Как ни старалась со всеми дружить, но не выходит.

С Хохловым дружба предполагает обмен органическими жидкостями, а на такое я не подписывалась.

Ну что же…

В принципе, времени у меня было предостаточно, чтоб хоть чуть-чуть закрепиться.

Проект мой за неделю очень даже поплотнел, оброс нужными данными и вычислениями.

Ну а чем еще заниматься, если с сексом облом?

Зубов, похоже, внял моим словам и твердо решил оставить меня в покое. Это хорошо.

Очень хорошо…

Хорошо, я сказала!

Для головы, занятой теперь исключительно работой, в первую очередь хорошо. Для моего будущего и будущего моей дочери — прекрасно.

А мнение недополучающего эндорфины организма вообще не спрашивают.

В конце концов, эти самые эндорфины у нас не только от секса вырабатываются.

Вот получу работу здесь, желательно, с таким же окладом, как у Хохлова, и будет мне счастье безграничное.