получал удовольствие от охоты на невинных людей, особенно тех, кто напоминал покинутую сестру Аирлею.

С того момента в его разуме и сердце не осталось ни единой эмоции. Они постепенно скрылись, их поглотила тьма, вечно стоящая на пути вампиров. Но это… Только это до сих пор оставалось живым. Единственное, что напоминало о чувствах, похороненных где-то глубоко внутри. Запертых на замок.

— Bitte, bitte tu mir nicht weh.

«Пожалуйста, пожалуйста, не трогайте меня», — молила женщина похитителя. От последовавшего крика у Таноса на руках волосы встали дыбом. Он зашёл за угол конюшни и обнаружил того, кого искал. Его главное опасение подтвердилось.

Итон сидел на корточках рядом с неподвижным телом, голова склонилась к человеческому горлу, а ладони были прижаты к сырой земле по бокам от тела. Танос стиснул кулаки, заметив длинные пряди светлых волос, запутавшиеся между пальцами вампира.

— Итон, — позвал Танос. Его решительный тон подействовал подобно удару кнута.

Вампир, нависший над свежей жертвой, повернул голову. Вспыхнувшие красным глаза дали знать Таносу, что он слишком долго тянул на этой неделе. Нужно было найти время и место и позаботиться о старейшине, но по глупости он решил ещё немного подождать и пока не усмирять то, что бежало по венам Итона.

Боги, какая же ошибка! Танос взглянул на человека, стоявшего у заполненной бочками деревянной повозки с выражением явного ужаса на лице. Для Таноса стало очевидным, что мужчина знал лежащую под Итоном женщину. Он потрясённо глядел на изломанное окровавленное тело, распростёртое на земле.

— Кто это? — потребовал ответа Танос, понимая, что нужно либо убить мужчину, либо…

— Её муж. Охота всегда приятнее со зрителями.

Танос открыл было рот, чтобы отчитать старейшину. Но, увидев его безумную улыбку, вспомнил, что виноват не Итон, а то, что у него внутри.

— Не беспокойся, — заговорил тот. — Я внушил ему через пять минут забыть всё, что он увидел. — Затем он повернулся к своей добыче и вновь припал к вене.

Танос подумал, что её смерть на его совести точно так же, как и на совести убийцы.

Он знал, что на этот раз они были слишком легкомысленны. Видел, как нервно вёл себя Итон последние пару ночей. Но Василиос с Диомедом настояли на посещении императорского пира, чтобы изучить монаршие покои, на которые собирались напасть вместе с первообращёнными.

Танос, конечно, отказался сопровождать кузенов, предпочитая их компании свою собственную. Он не раз задумывался, изменятся ли когда-нибудь их отношения. Потому что даже спустя более чем тысячу лет его по-прежнему раздражали настойчивое стремление Айседоры использовать красоту для исполнения желаний и дурачество Аласдэра. Гораздо больше по душе ему было одиночество.

— Подойди. Сюда, — велел Танос, изучая обращённое к нему мучительно знакомое лицо. Черты потеряли привлекательность, кожа натянулась на скулах, отчего Итон казался взбешённым и диким с широко раскрытыми глазами цвета багровой луны и запачканными кровью ртом и подбородком.

Итон принюхался. Танос знал, что он подчинится, как только уловит тот самый запах, исходящий от Таноса, когда тот выпускал на свободу свою властность.

Итон мгновенно выпрямился и спрятал когти, словно эта мысль прозвучала вслух. Танос понял, что ему представилась возможность.

Он переместился к старейшине и впечатал его спиной в кирпичную стену конюшни, одной рукой удерживая его на уровне груди, а другой крепко вцепившись в горло.

Вжался пальцами в кожу под челюстью Итона и удлинил ногти, чтобы слегка её проткнуть.

— Я велел не отходить от меня сегодня. Мы и так сильно запоздали.

Итон попытался вырваться из захвата, поэтому Танос ещё больше выпустил ногти, царапая кожу и вынуждая старейшину зарычать.

— Вернулся? Слышишь меня, Итон?

Размеры Таноса и полученная кровь самого Итона позволяли ему сдерживать старейшину. К тому же его мало что волновало, и когда подставлялся шанс высвободить весь своей гнев, он хватался за него.

Итон не ответил. Танос выпустил клыки, отнял руку от его груди и захватил пряди волос, скручивая их. Старейшина в ответ рыкнул и подался вперёд, по телу Таноса прошла дрожь, и он с силой толкнул своего создателя обратно к стене.

— Нет, Итон. Ты никуда не пойдёшь, пока не подчинишься.

Затем внушил ему мысль: «Возьми себя в руки».

Голубые глаза Итона сфокусировались и заискрились. Старейшина выбрался из той бездны, в которой в подобные моменты терялась его душа.

— Я здесь, — произнёс он отрывисто и хрипло. — Насколько плохо?

Танос взглянул через плечо на расчленённое тело и, скривившись, вновь посмотрел на старейшину:

— Достаточно плохо, чтобы ты ходить не смог после того, что я с тобой сделаю.

Итон быстро облизнул клык в предвкушении. И Танос в ответ придвинулся ближе, втиснул ногу между бёдер старейшины и крепко прижал его к стене всем телом, просто на случай, если Итону взбредёт в голову найти новую жертву.

— Что тебе нравится больше? — спросил Танос. — Мысли о содеянном или о том, что за этим последует?

— Ты уже знаешь ответ. Но после стольких лет я по-прежнему не могу сказать, что нравится тебе.

Поддразнивание и явное удовольствие в голосе Итона было тревожным подтверждением того, что, подобно ему, наверняка и то, и другое. Это в одинаковой мере интриговало и страшило Таноса — такое легкомыслие взывало к низменной части его натуры. Ему хотелось обуздать жажду Итона, укротить его неуравновешенность и усмирить чудовищную суть с помощью своей руки и члена.

В подобные моменты Таносу хотелось лишь выбить из Итона это нечто. И он убеждался в собственном подозрении — для него самого спасения не существует. Потому как оказалось, что даже после многолетней борьбы он не получил избавления. На пару с мужчиной, в данный момент прижатым к его телу.

— Танос, не пытайся себя обмануть. Ты хочешь сделать это со мной так же сильно, как я — испытать. Я ощущаю твоё возбуждение, когда ты думаешь о том, как свяжешь меня в той дыре и…

— Хватит, — рыкнул Танос, не в силах слышать произнесённую Итоном правду. Эта часть себя нравилась ему ничуть не больше сейчас, чем в бытность человеком.

— Мой Танос. Когда же ты примешь факт, что ты свет для моей тьмы?

Танос мотнул головой, его ногти втянулись. Затем он провёл подушечками пальцев по струйкам крови на шее старейшины. К утру следов на фарфоровой коже Итона станет гораздо больше, и мысль об этом не успокоила возбуждающийся член.

— У тебя искажённый взгляд на наши отношения, Итон. Я причиняю тебе боль.

— Ты причиняешь боль, чтобы дать мне свободу, — шепнул тот. — Ты похож на шипы розы. Болезненная красота. Та, которой я всегда