– А этот почему-то прямой, – буднично заметил он. – Не японский, что ли?

– Это более древний, церемониальный меч, – Алдошин тут же бережно выхватил клинок из рук Семена. – Тоже японский. Такие не использовались в бою, а только передавали по наследству… Боже мой… Никогда не думал, что удастся подержать в руках такие… такие предметы!

Он передал клинок Морину, взялся за третий, четвертый, пятый и шестой мечи… все они прекрасно, на его взгляд, сохранились – за исключением обернутых кожей ската и акул рукоятей да «потраченных» бронзовых украшений, накладок на ножнах и небольших гард, разделяющих боевую часть катаны и ее рукоять.

– У меня где-то есть гвоздичное масло! – вспомнил Алдошин, вскакивая на ноги. – Не вкладывайте клинки в ножны, ребята! Ножны надо очистить паром – ну, это потом, в городе – а клинки обязательно покрыть маслом! Я сейчас!

– Чего суетишься, Миша? Тебе-то что за забота? Тебя шеф и без того расцелует куда хочешь, – посмеялся вслед Семен. – Ладно, пусть мальчонка поиграет со своими цацками, пока не отобрали. Где другие-то контейнеры? Как тебя – Саша, кажется?

– Кажется, – миролюбиво согласился Морин и мотнул головой в сторону соседней скалы. – Там второе захоронение. Мы часть завала разобрали с Мишей вчера, летчиков нашли убитых, которые эти штуки перевозили. Контейнеры ниже…

– Ну, пошли… Мише нашему и здесь заботы пока хватит!

Мезенцев подхватил ключ, баллон с антиржавчиной и направился к соседней скале.

Час спустя два таких же контейнера были извлечены из-под груды камней, вскрыты и приготовлены для «ревизии» главного археолога, как, посмеиваясь, заявил Семен. Закончив работу, он задумчиво погладил себя по торсу и вопросительно посмотрел на Морина:

– Командир, а как у вас в смысле пожрать? Я ведь со вчерашнего дня в дороге, только и успел какой-то бургер полутухлый в Якутске перехватить…

– Разносолов не держим, но что-нибудь сейчас сообразим. Пошли к палатке тогда…

Не дожидаясь, пока Морин приготовит обещанную хлебную лепешку, Семен прикончил три банки разогретой тушенки и блаженно вытянулся на камнях.

– На них же сидеть невозможно, а ты разлегся, – удивился Морин. – Костей своих не жалко? Я тебе сейчас матрас надувной дам. А то в палатку иди, покемарь, пока Мишка над раритетами своими причитает…

– Эх, Сашок, знал бы ты, на каких камнях мне по жизни лежать доводилось, в каких болотах спать – со змеюками вперемешку. Тут курорт у вас чистый…

Морин хотел было простодушно полюбопытствовать относительно болот и гадюк, но тут как раз его рация затрещала и Алдошин попросил:

– Саня, вытащи матрасы из палатки, постели на них что-нибудь. Я находки несу, надо будет разложить их проветрить, пока пасмурно и дождя нет.

– Принято, штандартенфюрер, – Морин покосился на смеющегося Семена и тоже улыбнулся.

– Кстати, а как мы тут с ночлегом устраиваться будем? – поинтересовался Семен. – У вас ни палатки лишней. Ни спальных мешков нету, я полагаю. И мы впопыхах с Егоркой не захватили…

– А чего тут ночевать? – удивился Морин. – Дело сделано, Миша сейчас подойдет, собираться будем. Вот Егорку твоего дождемся, и двинем к цивилизации. Он, надеюсь, не до ночи будет в Чингачгука играть по окрестным лесам?

– Он-то, наверное, скоро вернется, – зевнул Семен. – А вот с нами вопрос пока открыт, Сашок! Мы же не порожняком возвращаться будем, а с особо ценным грузом. Я команду получил найти и охранять на месте, до особых указаний. Шеф думать станет о способах транспортировки ваших находок. Найти, друг мой – это полдела. Находку и вывезти еще так отсюда надо, чтобы все чин чином.

– Не знаю, – нахмурился Морин. – Как Миша решит… Я думаю, что свое дело мы с ним сделали. Клад нашли, тебе сдадим сейчас по описи – и адью! А вы с Егоркой охраняйте тут, хоть до Страшного суда! У Мишки, кстати, завтра утром семейство возвращается из отпуска. Он встречать хотел…

– Мало ли чего мы в жизни этой хотим, Сашок! – философски пожал плечами Мезенцев. – А если б мне не из Якутска, а из Европы сюда лететь пришлось? На «перекладных», суток двое-трое? И Миша бросил бы тут все и поехал встречать своих? Дело, браток, прежде всего!

– Не знаю, – повторил Морин. – Вон он идет, с ним и решайте. А мое дело солдатское… Пойду встречу, помогу…

Киото, Япония

Трамвай звякнул, и звук колокола, призванный быть далеко слышимым, словно обрезали низкие угрюмые облака, летящие над этой пустынной городской окраиной. Два единственных пассажира трамвая, сошедшие на остановке, проводили обшарпанный вагон глазами. Проследили, как вагон, отчаянно скрипя колесами на поворотном круге, рывками развернулся, еще раз глухо брякнул сигнальным колоколом и, набирая ход, покатил к городу.

Киото был в серой пелене многочисленных дымов, поднимающихся в сырой воздух из сотен тысяч труб печурок, с помощью которых люди спасались от пронизывающего холода наступающей зимы. Отсюда даже первая линия городских окраин казалась размытой – более рельефно прорисовывались ровные ряды остовов автобусов, снятых с колес и приспособленных под жилье бездомными и безродственными бедняками. Этот «автобусный городок», собственно говоря, и был последней остановкой трамвайного маршрута, к «философскому саду» почти никто нынче не ездил. И вагоновожатый, поглядев в зеркало на единственных оставшихся в трамвае пассажиров, снова громко выкрикнул: «Последняя остановка!» – в расчете на то, что туповатые иностранцы-«гэйдзины» очнутся и бросятся на выход. Но они остались и поехали до конца.

– Мрачноватое место! – заметил молодой мужчина, поеживаясь и поднимая воротник черного драпового пальто. – И ворота сада закрыты – ты уверен, отец, что нам не надо будет лезть через решетку?

– Посмотрим, Андрей, – чуть усмехнулся Берг-старший. – Это сад камней хиранива, созданный монахом-художником Соами при храме Миролюбивого Дракона. Здесь всегда дежурит полицейский – он же здешний сторож, хранитель сада, дворник и директор. А ощущение мрачности – это из-за погоды, я уверен. Пошли…

Подойдя к узорчатой решетке ворот, путник постарше ударил набалдашником трости по подвешенному на проволоке обрезку трубы. Андрей Берг коснулся перчаткой створки, качнул ее и повернулся к отцу:

– Ворота не заперты, а мы тут звон подняли… Не думаю, что тут кто-то есть – давай просто зайдем, и все!

– Подождем немного. Ты что, разучился ждать, Андрей?

Сын сердито отвернулся и ничего не ответил. Ему с самого начала не нравилось это свидание, которое отцу назначил какой-то человек из Токио. И место ему не понравилось – хотя он знал, что отец регулярно ходит и в «философский сад», и в «сад мхов». Но он мирился с причудой пожилого человека, родившегося в этой стране и впитавшего в себя многие японские обыкновения. Сам Андрей тоже родился в Японии, но отец увез его отсюда в Шанхай, а потом в Харбин совсем маленьким, и в памяти не отложилось никаких воспоминаний, а в душе – ностальгии по месту, которое люди называют родиной.