— Зря ты так.

— Как?

— Грубо. Ты же девушка. Должна знать про ласку, поддержку и прочее. Ее пожалеть надо, а не орать. Не ожидал от тебя такого.

— Не надо указывать, что мне делать. Это вы в больнице можете меня унижать перед пациентом, а не здесь, ясно? Это мой дом, как бы вы тут нос свой ни воротили.

— Да я еще не думал воротить, не видел даже толком ничего.

— И не увидите, если будете мне указывать на то, как себя вести.

— Тебя что так расстроило, что я сделал тебе замечание в больнице?

— Да, задело. Вы могли сказать о моих косяках наедине, а сделали это специально при больном. И мы оба знаем с какой целью.

— С какой?

— Я не буду на это вестись. Надоели уже ваши манипуляции, — вскидывает руку вверх.

— Неси табуретку и фонарик.

— Зачем?

— Чтобы лампочку вкрутить, не тормози.

— Вы серьезно?

— Неси, — несдержанно бросаю я.

— А фонарь зачем?

— Чтобы выключить свет. Я, конечно, понимаю, что ты любишь искры между нами, но мне на сегодня хватит.

***

Чувствую, как мою спину прожигают взглядом. И это забавно. Удовлетворившись ярким светом от лампочки, слезаю с табуретки. Перевожу взгляд на Женю. Молчит, но смотрит на меня внимательно.

— Что?

— Да так.

— А все же?

— Правду?

— Жги. Нет, поджигай, — усмехаюсь в голос.

— Я хотела, чтобы вас все-таки как-нибудь или шандарахнуло током, или вы не смогли прикрутить лампочку и оказались рукожопым мужиком в хозяйстве. Не случилось.

— Подожгла, так подожгла, но я уже боюсь твоей патологической честности, Женя. Знаешь, можешь иногда врать.

— Иногда?

— Например, в будущем можешь иногда симулировать, чтобы я не пал духом как мужик. А то я прям так и вижу, как ты мне говоришь в процессе: хочу, чтобы у тебя не встал. Чтоб у тебя не встал, рукожопый.

— И причем тут мои хотелки?

— Так ведь не встанет от страха. Да расслабься, Жень. Чего ты такая напряженная? Лицо попроще, — поддеваю кончик ее носа. — Я шучу. От части, — быстро добавляю я. — У меня было столько возможностей сделать тебе гадости. Я их сделал? — молчит. — Ну так заканчивай. Давай, ты поить меня там чем-то хотела.

— Сначала бровь, а потом чай. Пойдемте на кухню.

Кухня… м-да, тут развернутся негде. Хотя в данном случае это мне на руку. Женя ставит чайник и тут же отпивает какой-то напиток красного цвета.

— Сколько здесь метров?

— Пять.

— Надо же, не подумал бы. Был уверен, что значительно больше.

— Неужели? — разворачивается ко мне и ставит передо мной пустую чашку. А следом идет тарелка с объемным куском шарлотки. — И сколько бы дали? Дайте угадаю? Пять с половиной?

— Почти. Пять и две десятых.

— Ну да, это, конечно, меняет дело. По поводу ваших пакетов, не хочу, чтобы вы что-то там себе придумывали. Забирайте их с собой, — указывает взглядом на стул. — Приносить мне одежду — это вообще уже ненормально. Кем вы вообще меня считаете? А хотя не отвечайте, — вновь вскидывает руку вверх. — Я и так знаю. Продажная девка. В общем, заберете их потом.

— Почему я тебе так типа не нравлюсь? — демонстрирую кавычки.

— Без типа. Потому что вы сильнее меня. А мне не нравится быть слабой, — ставит на стол два флакончика, с перекисью и антисептиком.

— Женщина должны быть слабой. Хотя бы для вида. Или для своего мужчины.

— Вы не мой мужчина. И никогда им не станете.

— Это всего лишь вопрос времени. Фишка только в том «когда» и «насколько».

— Что вы употребляете, чтобы быть настолько самоуверенным?

— Дай подумать…, — приподнимаюсь со стула и становлюсь напротив Жени. — Ммм… а получается ничего. Я таким стал в процессе жизни.

— Завидую вам.

— Было бы чему.

— Вы сами? — указывает взглядом на ватный диск и флаконы.

— Нет, конечно. Ты.

— По поводу моей сестры, — спустя несколько секунд Женя нарушает молчание, как только подносит руку к моему лбу. — Я ее знаю с пеленок. Знаю каждую ее эмоцию и то, как она себя поведет. Да, в последнее время мы видимся реже, но я ее знаю как облупленную. Ее не надо сейчас жалеть, она улыбается, обязательно какую-нибудь ерунду будет нести, а через час, может, два на нее накатит. И вот тогда будут осознанные слезы и нужная поддержка, а не сейчас.

— Не надо передо мной объясняться.

— Я и не думала, — оно и видно. — Кстати, за лампочку тоже спасибо. Может, в подъезде тоже поставите?

— Может, тебе еще и обои поклеить?

— Это уже слишком. Не стоит. Остановимся только на лампочках.

— Если будешь хорошо себя вести, то на предстоящий юбилей нашего отделения, подарю тебе вкрученные лампочки. Ну что там, до свадьбы доживет? — быстро перевожу тему.

— Нет, — уверенно заявляет Женя.

— Как так? Там что все так плохо?

— До вашей свадьбы не доживет, потому что вам она не светит, — перевожу взгляд на Женины губы и понимаю, что она хочет улыбнуться. Так-то лучше.

— Без ножа режешь, — усмехнувшись, произношу я, смотря за тем, как Женя отстраняется от меня.

Скидывает ватный диск и замирает, подняв на меня голову. Кажется, мы впервые смотрим друг на друга вот так. Признаться, я был уверен, что Женя не выдержит моего взгляда. Давно уже заметил, что она редко смотрит на меня и уж тем более мне в глаза. А сейчас смотрит. Я же как загипнотизированный останавливаю взгляд на ее губах.

Не знаю, что творится в ее голове, вряд ли наши желания совпадают, но я вдруг четко осознал, что готов перейти некоторую грань, несмотря на желания Жени. Совсем невинную, но очень даже желанную грань. Огрести я за нее тоже готов. Все по-честному. Одним ударом больше, одним меньше. Именно поэтому, сам того не контролируя, тянусь к ее губам и накрываю своими.

Целую мягко, не напираю, несмотря на то что хочется противоположного. Я бы сказал, что так я не целовал девушек, даже будучи неумелой школотой. Аккуратно провожу языком по ее нижней губе, инстинктивно опасаясь Жениной негативной реакции. Однако ее нет. Хуже всего, что от нее в принципе нет никакой реакции. И это дико раздражает. Уж лучше бы укусила или двинула ногой, ей-Богу. Бесит. Так сильно, что в следующий момент, совершенно не страшась того, что мне может прилететь, я обхватываю одной рукой Женину шею, другой сжав ее талию, прижимаю теснее к себе.