– Нет ли у вас случайно фото Нины? – прервала я консьержку.

– Сейчас одно покажу, старое, правда, незадолго до того, как она навсегда уехала, сделано, – пообещала Евдокия Тимофеевна, встала, открыла нижнюю часть одного из шкафчиков, вытащила папку и усмехнулась: – Чего я всякий мусор храню? Давно выбросить надо. Вот, вырезка из газеты. Про наш двор написали, мы победили в конкурсе детских площадок района, мужики своими руками горку, скамеечку, турник и стол с лавками сделали. Корреспондент приехал, когда вымпел дому вручали, а потом «Вечерняя Москва» фото опубликовала. Это я! В платочке. Голова непричесанной была, так я ее косынкой повязала.

– Вы совсем не изменились, – покривила я душой.

– Ой, да ладно, – махнула рукой баба Дуся, – это Ирина.

– А вот она стала другой, – отметила я, – куда подевались полнота и темные, плохо постриженные волосы. Сейчас старшая сестра Нины стройная блондинка.

– Поработала над собой, – согласилась пенсионерка, – денежки у нее появились. Люди к «профессору» идут, рублики врунье несут. Ирка молодиться начала, целый год в синяках ходила, то глаза за темными очками спрячет, то на лоб платочек натянет. Один раз маску нацепила, медицинскую. Я поинтересовалась, не заболела ли, так она в ответ про простуду спела. И тут завязка одна оторвалась…

Старушка засмеялась.

– Кровоподтеки по щекам, губы раздуло. Тут даже мне ясно стало: уколы она всякие ставит. Врет клиентам, что с помощью психологии себя омолаживает и их научит. И ведь верят ей! Да, Ирка ныне не та, что прежде. Сейчас краше, чем десять лет назад. Может, и Нина себе лицо подретушировала, вон она, художница, сбоку. Фоткаться с нами не желала, еле уговорили, Нинка нам денег на стройматериал дала. Еле-еле упросили перед корреспондентом встать. Так забилась в угол, свое имя репортеру не назвала и нам запретила. Во какая скрытная!

– Это она, – пробормотала я и прикусила язык.

Не следовало это говорить, наврала ведь бабе Дусе, что никогда не видела художницу, но Нина на самом деле совсем не изменилась, я ее узнала сразу.

Уехав от бабы Дуси, я прикатила назад на работу, привычно занялась делами, но мыслями была далеко от головного бутика «Бак».

Что мне теперь делать? Нина не сообщила жениху, что владеет прекрасной квартирой, машиной, имеет солидный счет в банке. По какой причине она прикидывается бедной? Боится, что Базиль, узнав о ее благосостоянии, бросит ее? Ну тогда она совсем не знает Базиля, тот будет счастлив, узнав о платежеспособности будущей жены, и немедленно запустит руку в ее карман. Базиль не стеснительный, он не страдает всякой интеллигентской фигней, не считает, что жить за счет супруги мужчине как-то не комильфо. Зачем Нине Базиль? Неужели она его любит? Талантливая художница воспылала страстью к человеку, который считает, что Леонардо да Винчи это название кафе. Внук Несси совершенно не разбирается ни в изобразительном искусстве, ни в музыке, ни в литературе. О чем им разговаривать? И еще меня тревожит сплетня об убийстве Ниной сына человека, который помог ей стать известной художницей.

Я тяжело вздохнула. Понимаю, что люди часто придумывают то, чего нет, но вдруг слух о преступлении правда? Вот только если я передам Несси слова бабы Дуси, она не поверит мне, скажет:

– Агентство ОБС, то есть Одна Баба Сказала, может наболтать три грузовика чуши. Уж кто-кто, а ты должна это хорошо знать. Вся фирма «Бак» судачит о твоем любовном романе с олигархом и о том, что ты несколько лет спала со Звягиным.

Мне надо раздобыть точные сведения о Нине. И тогда я пойду к Несси, положу перед ней папку и скажу: «Нина не та, за кого себя выдает, она убила человека. Не уверена, что женщина с такой биографией станет хорошей супругой Базилю. Муркина затеяла какую-то аферу. Ваш внук ей необходим для ее осуществления».

Я схватила мышку и поводила ею по коврику. Ну-ка, пороемся в Интернете.

Я не могу считаться настоящим хакером, но, согласитесь, известная художница, чьи картины с удовольствием покупают коллекционеры Европы и Америки, может быть причислена к сонму звезд. А все люди со штампом «селебрити» становятся объектами пристального внимания газет «Желтуха» и «Болтун». Папарацци с радостью сообщают любую новость. «Певец Базанов подрался с официантом», «Жена футболиста Покерова украла в магазине бусы», «Ночью в больницу с кровоподтеками на лице доставлена телеведущая Котова», «На исполнителя народных песен Павла Павлова совершено покушение, в него стреляли», «Павел Павлов сам организовал нападение на себя в расчете на пиар».

Но о Нине Муркиной в сети было всего несколько сообщений. «Известная художница купила пентхаус», «Российская абстракционистка приобрела роскошный «Порше». И ни слова об убийстве ею сына своих благодетелей.

Я потерла слезящиеся глаза. Скорей всего, никакого преступления не было, уж пресса бы не упустила такую лакомую тему.

На столе запрыгал телефон, меня разыскивала Леся Рубина.

– Отклеились ресницы? – ехидно спросила я, взяв трубку. – Отвалились в момент знакомства со свекровью? А тебя предупреждали: не надо брать подиумный вариант, ты же настаивала: «Хочу глаза, как у супермодели!»

– Реснички стоят как вкопанные, – возразила Рубина, – звоню сообщить, что выполнила твою просьбу.

– Какую? – удивилась я.

– Уже забыла? – опешила Леся. – Козлова, тебе пора пить таблетки для обострения памяти. Кто хотел поболтать с человеком из «Армаваро», чтобы решить, стоит ли туда наниматься?

– Степа наша – Маша-забываша, – вздохнула я.

– А я Леся-умняша, поэтому к тебе сейчас подойдет Люся Конова, она мастер по маникюру, но решила стать в придачу визажистом. Ты же ведешь курсы при фирме «Бак», – на одном дыхании выпалила Рубина.

– Да, – согласилась я, – следующий набор через четырнадцать дней, занятия три раза в неделю по вечерам в течение месяца. Но это начальный курс. Если человек его осваивает, можно продолжать…

– Козлова, остановись, – фыркнула Леся, – сообщишь подробности Люське. Она давно хочет к тебе на обучение попасть, но для нее это дорого.

– Цены устанавливает «Бак», – начала я почему-то оправдываться, – я получаю не очень большой процент.

– Если сделаешь Коновой скидку, она тебе про цвет трусов всего «Армаваро» доложит, – пообещала Рубина, – Люська море интересных фактов знает, она все наблюдает, слушает…

– И нюхает, – не удержалась я, – хорошо, скажу Паше Владимирову, директору курсов, что Конова моя близкая подруга, он вполовину цену урежет.

– Крутяк! – заорала Леся.

– Ты-то чему радуешься? – не поняла я.

– Так мне за то, что я вас познакомила и цену скостить поспособствовала, от Люськи бесплатный маникюр-педикюр обещан, – зачастила Рубина. – Я ей велела прямо сейчас к тебе бежать рысью.

В дверь моего кабинета постучали.

– О! Слышу! Люська приперла, – обрадовалась Рубина, – баковские люди не обучены вежливости, без предупреждения в любой кабинет вопрутся. Я в шоке от некоторых сотрудников. Прикинь, Роза Тараскина никогда не здоровается и не прощается. Позвонит по телефону и сразу: «Рубина, надо сделать!» Да уж! Можно вытащить девушку из деревни, но нельзя вытащить деревню из девушки. Усе.