прощание. Она пошла вниз по улице. Дэйв был слишком сильно под кайфом, поэтому не помнит точно: видел ли он огни отъезжающего автомобиля.

Его звонок застал Ким в Северной Каролине. Вот уже трое суток, как от Эмбер не было ни слуху ни духу. Но Ким была не склонна волноваться. Эмбер и раньше могла пропасть на день-другой.

Несколько дней спустя Дэйв позвонил ей опять. Ким понятия не имела, что делать. Но что точно казалось ей плохой идеей – это подключать полицию. Поэтому она не стала ничего предпринимать в надежде, что Эмбер нашла себе новую компанию и даст о себе знать через какое-то время.

В клинике Медведь изводил своих врачей просьбами позвонить. Каждые три часа он набирал Дэйва. «Эмбер так и не вернулась? Ее так и нет?» – Медведь чувствовал, что ее уже нет в живых. «Дэйв, говорю тебе – эта девушка умерла», – повторял он.

Интерлюдия: Оук-бич, 2010 год

Где-то на болотах Оук-Бич, пролетев над кустами сумаха и армериями, крошечная зеленая мушка садится на побег спартины – изящного и гибкого злака, сено которого некогда использовалось для покрытия крыш и набивания перин в городе. На протяжении всего XIX века, когда Вандербильты и Асторы[21] застраивали своими поместьями Лонг-Айленд, барьерные острова оставались покрытыми дикими зарослями спартины и богатыми на устриц, которые вскоре прочно обосновались в меню лучших ресторанов Манхэттена. Это длилось несколько десятилетий, пока устричный промысел не погубили несметные количества подвесных моторов несметного количества прогулочных лодок. Из этого обитатели Оук-Бич извлекли основополагающий урок: опасайся тех, кто способен разрушить твое благо.

Сегодня поселок Оук-Бич состоит из семидесяти двух домовладений, среди которых есть и старые пляжные бунгало, и большие безвкусные особняки современной постройки. Даже в наши дни поселиться здесь, среди ветров и туманов, означает примириться с целым рядом проблем. Ближайший супермаркет, автозаправка, аптека, больница и полицейский участок находятся за много миль отсюда. А болота за Оук-Бич – настоящий комариный рай. Ядовитый сумах на них вырастает в два человеческих роста высотой и с ветку дерева толщиной. Вдоль всего пляжа высятся странные сооружения из обломков могильных плит с кладбища соседнего городка Бэбилон, которые привезли сюда, чтобы воспрепятствовать береговой эрозии[22].

Но все это компенсируется главным преимуществом этих мест – уединенностью. Люди приезжают жить в Оук-Бич, потому что хотят покоя. Въездные ворота в поселок со старомодной сторожевой будкой и кодовым замком служат идеальным олицетворением местных нравов. Проходить через эти ворота не запрещено, но они несут определенную смысловую нагрузку. Дома стоят на общинных землях и находятся в общем ведении существующей уже более ста лет ассоциации домовладельцев, которая является своего рода миниатюрным местным правительством. Узкий круг руководителей «Пляжной ассоциации Оук-Айленда» удостоверяется в благонадежности новоселов, устанавливает правила проживания в поселке.

Уже давно, задолго до того, как в Оук-Бич поселились отчаянный любитель холостяцких развлечений Джо Брюэр и хвастливый доктор Питер Хэккет с семейством, поселком мирно управляла ассоциация, а соседи не вмешивались в дела друг друга. Председательство в совете переходило от архитектора Айры Хаспела к флористке Конни Плесси, а от нее к страховому агенту Гасу Колетти. Общие собрания по-прежнему регулярно проводились в здании, знаменующем собой первые организованные усилия по освоению Оук-Бич. В 1894 году пресвитерианский пастор по имени Джон Дитрих Лонг договорился с властями Бэбилона, в ведении которых находилась эта местность, об аренде сроком на пятьдесят лет участка с целью постройки религиозно-культурного центра. За год прихожане пастора воздвигли здание, залы которого могли одновременно вместить тысячу человек. Годом позже городские власти Бэбилона сдали всю местность в аренду «Пляжной ассоциации Оук-Айленда» сроком на девять лет. Каждый член ассоциации должен был ежегодно платить по сто долларов, даже если у него нет дома в Оук-Бич, и по пять долларов за каждое здание на арендуемом участке. Единственным обременением была постройка как минимум двадцати домов.

С учетом нескольких дополнений этот же арендный договор остается в силе и по сей день. Ассоциация продолжает управлять поселком: собирает арендную плату, занимается благоустройством территории, поддерживает в рабочем состоянии КПП, устанавливает скоростные ограничения, улаживает конфликты между соседями и, самое главное, каждые два десятилетия договаривается с властями Бэбилона об условиях продления арендного договора. Помимо природных неудобств вроде бурь и насекомых, этот договор представляет собой еще одну, чисто политическую и бюрократическую, причину, по которой жизнь в Оук-Бич всегда представлялась проблемной. Местным жителям принадлежат дома, но не участки, на которых они построены. Каждый раз с приближением срока действия арендного договора к концу город заводит разговор о том, что не будет его продлевать, а обитатели поселка начинают чувствовать себя заложниками ситуации.

Ни одна действительно состоятельная семья в жизни не купит дом на земле, которую могут в один прекрасный день забрать. Поэтому вполне понятно, что первыми дачниками в Оук-Бич были неприхотливые и самодостаточные люди самого что ни на есть среднего достатка. В первые годы семьи добирались сюда с материка на гребных лодках, а впоследствии на колесном пароходе «Оук-Айлендер» под командой раздражительного седоусого капитана, про которого говорили, что в свое время он служил у Вандербильтов (семья американских миллионеров. – Прим. пер.). Чтобы попасть в свои коттеджи, они шли через болота по деревянным мосткам. Они готовили на керосинках, вместо водопровода у них были цистерны с дождевой водой, а мясо хранилось в бочках, закопанных в прохладном песке погребов. Они рыбачили, собирали моллюсков и ловили крабов. По вечерам в Джоунс-Бич выступала труппа Билли Роуза с водными феериями. Обратный путь в Оук-Бич пролегал по узким ухабистым дорогам без какого-либо намека на освещение. В густом тумане от фар было мало толку, и при опасности встречного столкновения пассажиры просто высовывались из окон и предупреждали водителей криком.

Возможно, этот романтичный захолустный мирок со своими маленькими прелестями так и существовал бы из века в век, если бы не Роберт Мозес. Этот «Главный строитель» Нью-Йорка, бескомпромиссный в воплощении своих замыслов провидец, давший бурно растущему мегаполису парки, шоссе и мосты, был еще и самым знаменитым среди летних обитателей Оук-Бич. Мозес снимал дом с эркерным окном, которое позволяло ему наблюдать за ходом строительства виадука и парка, позднее названных в его честь. Первым выдающимся достижнием Мозеса стал парк Джоунс-Бич, расположенный в пятнадцати милях к западу от Оук-Бич. Вторым стала прокладка шоссе Оушен-Паркуэй, навеки изменившего жизнь на барьерных островах.

С открытием шоссе Оушен-Паркуэй обстановка в Оук-Бич и окрестностях изменилась. Толпы людей – туристы и экскурсанты, жители Лонг-Айленда и Нью-Йорка – приезжали на барьерные острова подышать свежим воздухом и