Но все же мы выглядим крайне подозрительно. Я совершенно уверена, что все эти скучающие продавщицы, заносчивые матроны и апатичные девочки-подростки, которым полагается быть в школе, знают, что мы сделали. Я ожидаю, что они будут пялиться на нас, но этого не происходит. Мы так ослепительны, что стали невидимы.

Замечает нас только один человек. Ему чуть больше двадцати, на нем драные джинсы, майка-поло и новенькие черные кроссовки с красными полосками по бокам. Он следит за нами из-за витрины с ароматами, глядя, как мы направляемся к двери. Рука его замерла, так и не распылив какой-то парфюм. Я тоже смотрю на него и замечаю, как у него за переносицей что-то щелкает. Это меня беспокоит.

– Нас засекли, – говорю я Сэм, – охрана.

Сердце принимается скакать у меня в груди, колотится все быстрее и быстрее. Мне страшно, нервы мои на взводе, я задыхаюсь и совершенно вымотана. Хочется бежать, но Сэм по-прежнему цепко держит меня за руку, даже когда парень оставляет в покое свой одеколон, берет лежащую на прилавке газету и идет за нами.

– Извините! – окликает он нас.

Сэм тихо чертыхается. Сердце бьется все быстрее.

– Извините! – опять произносит он, на этот раз громче и требовательнее, привлекая внимание других, – они оборачиваются, смотрят на него, смотрят на нас. Мы перестали быть невидимками.

Сэм прибавляет шагу, вынуждая меня сделать то же. Мы подходим к двери и протискиваемся сквозь нее, но парень уже совсем близко, он протягивает руку и дотрагивается до моего плеча.

Оказавшись на улице, Сэм явно намеревается бежать. Все ее тело напрягается и готовится к броску. Я тоже напрягаюсь, главным образом от того, что парень теперь прямо у меня за спиной. Его рука опускается мне на плечо, я поворачиваюсь и протягиваю ему сумочку, словно подарок.

Но он смотрит не на нее, а на нас, глупо ухмыляясь.

– Я знал, что это вы.

– А мы тебя не знаем, чувак, – говорит Сэм.

– Я знаю вас, – отвечает он, – Куинси Карпентер и Саманта Бойд, так ведь? Последние Девушки.

Он сует руку в карман джинсов и достает ручку, застрявшую в кольце, на котором болтается несколько ключей. Резко ее выдергивает и протягивает мне:

– Было бы круто получить ваши автографы.

Затем он разворачивает перед нами журнал. С первой полосы таблоида на меня взирает собственное лицо.

– Вот, видите? – говорит парень, донельзя гордый собой.

Я отшатываюсь от него, падаю на землю, тротуар под ногами вдруг твердеет и начинает дрожать. Второй взгляд на журнал подтверждает то, что мне уже и так известно.

Каким-то образом мы с Сэм попали в заголовки сенсационных новостей.

12

Наша фотография занимает почти всю первую полосу вплоть до самой шапки. Там изображены мы с Сэм во время первой встречи, когда мы стоим у моего дома и оценивающе смотрим друг на друга. Фотография показывает меня с самой худшей стороны: вес тела перенесен на правую ногу, бедро выставлено вперед, руки недоверчиво сложены на груди. Сэм стоит ближе к краю кадра, и ее бледный профиль виден лишь частично. Рюкзак лежит у моих ног, рот Сэм широко открыт, будто ей захотелось зевнуть. Этот момент я помню с поразительной точностью. Сэм вот-вот произнесет: «Не надо быть такой тварью».

Под фотографией огромными красными буквами идет заголовок: Выжили и подружились.

Чуть ниже можно увидеть фотографию Лайзы Милнер, почти такую же, как на обложке ее книги. Рядом с ней – еще один заголовок, меньше по размеру, но не менее тревожный: Последние девушки встречаются после самоубийства Лайзы Милнер, выжившей жертвы кровавой резни.

Я опять смотрю на шапку. Тот самый таблоид, на который, по его словам, работает околачивавшийся вчера у моего дома репортер. В голове вспыхивает его имя. Джона Томпсон. Лживая скотина. Значит, он все-таки там остался и подсматривал за нами, скрючившись на переднем сидении припаркованной машины и пристроив фотоаппарат на приборную доску.

Я выхватываю у охотника за автографами газету и отправляюсь прочь.

– Эй! – кричит он.

Я не оборачиваюсь и ковыляю дальше по Пятой авеню. Хотя от «Ксанакса» у меня трясутся ноги, мышцы мучительно требуют еще дозу. А потом еще одну. Сколько потребуется, чтобы я могла на несколько дней погрузиться в забвение. И этого все равно будет недостаточно, чтобы утишить мой гнев.

На ходу я бегло пролистываю журнал. Внутри есть еще одна, более крупная фотография Лайзы и серия снимков, сделанных во время нашего первого разговора с Сэм – все с одного ракурса. На каждом последующем снимке я выгляжу все менее сердитой, поза и выражение лица у меня постепенно смягчаются. Что же касается самой статьи, то мне едва удается прочитать лишь пару первых абзацев.

– Что пишут? – спрашивает Сэм, пытаясь идти вровень со мной.

– Что мы с тобой в городе, нас свело неожиданное самоубийство Лайзы.

– Ну, это вроде как правда.

– Но это не их собачье дело! Что я и собираюсь сейчас высказать Джоне Томпсону.

Я листаю страницы, пока не нахожу адрес редакции. Сорок седьмая Западная улица. Два квартала к югу и один к западу отсюда. Подгоняемая гневом, я бросаюсь вперед, делаю два шага, и вдруг осознаю, что Сэм не двинулась с места. Она стоит на углу, обкусывает заусенцы и смотрит мне вслед.

– Пойдем, – говорю я.

Сэм качает головой.

– Почему нет?

– Потому что это плохая идея.

– И это человек, который только что подговорил меня украсть в магазине сережки! – это заявление привлекает взгляды нескольких прохожих. Ну и плевать. – А я все равно пойду.

– Как твоей душе угодно, детка.

– Неужели тебя это не бесит?

– Бесит, конечно же.

– Тогда нам надо что-то сделать.

– Это ничего не изменит, – отвечает Сэм, – мы все равно останемся на обложке.

Мы привлекаем еще больше внимания. Я сердито буравлю глазами тех, с кем встречаюсь взглядом. Потом так же смотрю на Сэм, удрученная тем, что она совсем не злится. Я хочу видеть ее такой, какой она была час назад, когда призывала не держать в себе гнев, но ей на смену пришел совсем другой человек, размякший от того же «Ксанакса», который сейчас зудит во мне.

– Я все равно пойду!

– Не надо, – говорит Сэм.

Я поворачиваюсь и, подхлестываемая яростью, шагаю дальше, бросая Сэм через плечо, насмешливо растягивая слова:

– Я у-хо-жу-у-у.

– Куинни, подожди.

Поздно, я уже дошла до угла и ступила на пешеходный переход, хотя на светофоре горит красный. Сэм, кажется, продолжает меня окликать, но ее голос растворяется в шумной многоголосице города. Я иду вперед, сжимая в кулаке газету, отказываясь останавливаться до тех пор, пока не окажусь лицом к лицу с Джоной Томпсоном.