Миновать пост охраны просто так не получится. Он расположен в вестибюле, в двух шагах от переполненных лифтов. Можно было бы рвануть к их постоянно открывающимся и закрывающимся дверям, но дежурный охранник выше меня сантиметров на тридцать. Ему не составит труда в два шага преодолеть вестибюль и перегородить мне дорогу.

Так что я со свернутой газетой в руке направляюсь прямо к нему и заявляю:

– Мне нужно увидеться с Джоной Томпсоном.

– Имя?

– Куинси Карпентер.

– Вы с ним договаривались?

– Нет, – отвечаю я, – но я знаю, что он захочет со мной увидеться.

Охранник смотрит какой-то список, звонит по телефону и велит мне подождать у картины напротив лифтов. Она выполнена в стиле ар-деко и изображает силуэты манхэттенских зданий в приглушенных тонах. Я все еще разглядываю ее, когда за спиной раздается голос:

– Куинси, – говорит Джона Томпсон, – вы передумали и решили поговорить?

Я вихрем поворачиваюсь к репортеру, и от одного его вида у меня в жилах закипает кровь. Одет он модно и с претензией: в клетчатую рубашку и узкий галстук. Подмышкой пухлая папка, вероятно, грязные секреты его следующий жертвы.

– Я пришла выслушать твои извинения, сукин ты сын.

– Значит, вы уже видели новый номер.

– Теперь весь долбаный город знает, где я живу, – продолжаю я, размахивая журналом у него перед носом.

Он моргает глазами за очками в массивной оправе, скорее весело, чем тревожно.

– Ни в статье, ни на снимках нет никаких сведений о том, где вы живете. Я за этим проследил. И даже название улицы не упомянул.

– Но зато показал нас. Раскрыл, кто мы. Теперь кто угодно может зайти в «Гугл» и посмотреть, как выглядим я и Саманта Бойд. А значит, любой псих может устроить за нами слежку.

Об этом он не подумал. Проступившая на его лице легкая бледность явственно об этом свидетельствует.

– Я не хотел…

– Ну конечно не хотел! Ты думал только о том, сколько экземпляров удастся продать. Как тебя повысят. Сколько денег тебе предложат крупные таблоиды.

– Дело вовсе не в этом…

– Я могу на тебя в суд подать, – вновь перебиваю его я, – мы обе с Сэм. Так что молись, чтобы с нами ничего не случилось.

Джона тяжело сглатывает застрявший в горле ком.

– Значит, вы пришли сюда сообщить, что подаете в суд на наш журнал?

– Я пришла сюда предупредить, что вы все разоритесь, если появится хоть еще одна статья обо мне, Саманте Бойд или о том, что с нами случилось много лет назад! Оставь нас в покое.

– По поводу этой статьи я должен кое-что вам рассказать, – говорит Джона.

– Засунь ее себе в задницу.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за руку и тянет назад.

– Не прикасайся ко мне!

Джона сильнее, чем может показаться, хватка у него опасно крепкая. Я пытаюсь вырваться и до такой степени выкручиваю руку, что чувствую в локте боль.

– Послушайте меня, – говорит он, – это касается Саманты Бойд. Она вас обманывает.

– А ну пусти!

Я отпихиваю его от себя. Сильнее, чем мне того хотелось. Достаточно сильно, чтобы привлечь внимание охранника.

– Эй, мисс! – рявкает он. – Вам необходимо покинуть помещение.

Будто я и сама не знаю. Будто не понимаю, что чем дольше я нахожусь рядом с Джоной, тем сильнее бешусь. Так бешусь, что когда он опять подходит ко мне, я толкаю его снова – умышленно сильнее, чем в первый раз.

Он грохается навзничь, папка выскальзывает у него из рук и раскрывается в воздухе, выплевывая свое содержимое. На пол веером рассыпаются десятки газетных вырезок, их заголовки на разные лады выкрикивают одну и ту же историю.

«Сосновый коттедж». Резня. Выжившая девушка. Убийца.

Большинство статей сопровождают скверного качества фотографии. Для кого-то другого они не значат ровным счетом ничего. Копии с копий, сплошные квадратики пикселей, размытые пятна и тесты Роршаха. И только я вижу, что на них в действительности изображено. «Сосновый коттедж» снаружи, сначала до, потом после совершенных в нем убийств. Позаимствованные из выпускных альбомов снимки Жанель, Крейга и остальных. Моя фотография. Та самая, что против моей воли украсила обложку журнала «Пипл».

Он там тоже есть. Его портрет напечатан прямо рядом с моим. Это лицо я не видела десять лет. С той самой ночи. Я закрываю глаза, но все равно не успеваю. Один-единственный взгляд на него вздымает внутри какую-то волну, затаившуюся рядом с тем местом, куда Он вонзил нож. Из груди рвется наружу хрип, эта загубленная часть моего естества – густая, черная и желчная – устремляется вверх, к горлу подкатывает тошнота.

– Меня сейчас вырвет, – предупреждаю я.

Это и происходит, и я извергаю содержимое желудка на пол до тех пор, пока под ним не скрываются все до последней газетные статьи.

Куинси и Жанель стояли на кухне, отделенной от большой комнаты стойкой, доходившей им до пояса. Жанель предложила, чтобы каждая из них приготовила часть ужина. Это было довольно неожиданно, если учесть, что Куинси в жизни не готовила ничего сложнее заварной лапши.

– Может, просто возьмем побольше хот-догов и потом их разогреем? – предложила Куинси, когда они планировали поездку. – Мы ведь едем на природу.

– Хот-догов?! – возмущенно воскликнула Жанель. – Только не в мой день рождения.

В итоге они теперь толкались на кухне с Эйми и Бетц, которым было велено пожарить курицу и приготовить несколько гарниров. Обязанностью Куинси был торт, и по такому случаю она притащила с собой целую сумку принадлежностей для выпечки. Форму для тортов. Все необходимые ингредиенты. Кондитерский мешок со сменными насадками. Конечно, мать и отчим Жанель оплатили аренду коттеджа, но Куинси была полна решимости внести свой вклад в виде торта.

У Жанель была необременительная должность бармена. Пока Бетц и Эйми суетились вокруг курицы, а Куинси украшала торт, она извлекла на свет божий несколько бутылок ликера. Распространенный, дешевый сорт, продающийся в пластиковых бутылках, он как раз подходил для одноразовых красных стаканчиков, которых Жанель привезла великое множество.

– На сколько ты позволишь остаться Джо? – прошептала ей Куинси.

– На сколько он захочет, – ответила ей Жанель, тоже шепотом.

– Типа на всю ночь? Серьезно?

– А что? Уже поздно, места у нас полно, может, получится весело.

Куинси придерживалась другого мнения. Как и остальные, молча выражавшие свое неодобрение. Эта идея, похоже, не привела в восторг даже Джо, с его странными модуляциями и замаранными очками, за которыми совсем не было видно глаз.