— А что ты будешь делать, когда приедет Дейзи?

— Во-первых, мы снимем сцены с ее участием в доме. А потом переберемся в здание суда.

Майкл кивнул:

— Звучит разумно.

— Я рада, что ты пришел к нам, — сказала она импульсивно.

Майкл улыбнулся:

— Завтра, к сожалению, у меня важная деловая встреча, но послезавтра буду, если не помешаю.

— Чудесно, — согласилась Оливия, с удовольствием поедая кусочек свинины в ароматном соусе. — Я надеюсь… — Она не закончила фразу.

— На что?

— На то, что ты мог бы переоценить мое отношение к кинематографу, хотя и с опозданием, — печально сказала она.

— Не могу не признаться, что раньше не понимал твоего… погружения в работу.

— А разве ты не полностью погружаешься в то, что делаешь? Ведь твой бизнес процветает.

Майкл покачал головой.

— Печатные машины? Да я с таким же успехом мог бы производить туалетную бумагу. Просто печать — это та область, о которой я кое-что знаю, но я не хотел создавать конкурирующую с моей семьей фирму. Я вычислил, что у конкретного оборудования есть будущее, и нашел людей, которые способны создавать новый дизайн. Все, что мне было нужно — это быть независимым от семейных денег и иметь возможность двигаться вперед по собственной дороге.

— Ты преуспел в этом. — Оливия знала, что Майклу пришлось многого добиваться, буквально сражаясь с отцом.

— Без ложной скромности скажу, я преуспеваю во всем, за что берусь. Исключение было только с тобой. Мой бизнес оказался удачливей, чем брак. — В его словах сквозила боль неразделенной любви.

— Я тоже испытывала к тебе очень сильные чувства, — заметила Оливия. — Поверь, Майкл, я хотела, чтобы у нашего брака было будущее.

— Что ж, видимо, не достаточно, — с укором произнес он. — Но не все потеряно, дорогая. Наш брак может и должен продолжаться!

— Это была не только моя вина, — вспыхнула Оливия.

— Согласен. Заметь, я никогда не считал себя совершенством. Но если за что-то брался, то никогда не бросал этого, как только начинались трудности.

— Да, ты действуешь по другому: находишь козла отпущения и вешаешь на него свои неудачи, а удачи оставляешь себе, любимому.

Возникло напряженное молчание. Майкл нарушил его первым:

— Если по моей вине ты почувствовала себя так, словно я обвиняю тебя во всех грехах, то извини. Я, правда, сожалею о многом. Признаю, что наделал кучу ошибок и потерял терпение, вместо того, чтобы попытаться понять твою точку зрения. Добрую сотню вещей мне следовало бы сделать по-другому.

— Ты все еще коришь меня за потерю ребенка? ~ спросила она в лоб.

Он в отчаянии вскинул руки:

— Я знаю, что ты сделала это не намеренно.

— Но тебя это разозлило?

Нахмурившись, Майкл помешал ложкой кофе и произнес с очевидным усилием:

— Да. Я просто пришел в ярость оттого, что судьба заставила тебя принять столь жестокий удар. Что стоили все мои достижения в сравнении с тем, что в нужный момент я не сумел защитить свою жену от слепого рока, а главное — от самой себя. И постепенно все это ожесточило меня. — Он помолчал, продолжая затем более тихим голосом: — Мне стало казаться, что вслед за ребенком, я потеряю и тебя тоже.

— Но мне не угрожала никакая опасность, — стала убеждать его Оливия.

Она всегда была здоровой и сильной, поскольку выросла на ферме, привыкла рано вставать и заниматься куда более тяжелой физической работой, чем съемки фильма. Оливия посмеивалась над доводами Майкла, настаивая на том, что нет никаких причин менять стиль жизни из-за столь естественного состояния, как беременность. «Я буду одной из тех женщин, которые рожают в поле, а часом позже продолжают работать с ребенком на спине» — хвасталась она.

Но Оливия переоценила свои возможности. После четырех месяцев беременности последовал выкидыш.

Мать Майкла вздыхала:

— Тебе действительно не следовало продолжать работать, дорогая. Конечно, приятно тешить себя тем, что ты можешь заниматься карьерой и семьей одновременно, но когда женщина беременна, ей необходима забота мужа.

И Оливия, раздираемая горем и чувством вины, была уверена, что Майкл согласен с матерью. Тогда она с головой погрузилась в работу, пытаясь вырвать из памяти болезненные воспоминания. Майкл между тем становился все более молчаливым и замкнутым. И так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером он не взорвался в неожиданном приступе ярости, продолжая обвинять Оливию:

— Ты поставила свой идиотский фильм на высшую ступеньку собственных ценностей. Он оказался дороже нашего брака и нашего ребенка. Я больше не в силах этого выносить! — закричал он.

— Но я не собираюсь бросать работу! — запротестовала Оливия, охваченная ужасом. — Что случилось, то случилось. Какой смысл теперь мне бросать карьеру? Пойми, это мое призвание, я этим живу, дышу. Мои фильмы — неотъемлемая часть меня самой.

Майкл тогда не понял ее. Не захотел понять.

— Рассказывать приятные, слащавые истории жизненно необходимо для нравственного совершенствования человечества? — поинтересовался он.

— Это не просто приятные истории, — защищалась Оливия. — Фильмы помогают людям не только отдыхать и развлекаться, но и призывают задуматься о собственной жизни. Я не мыслю так глобально, как ты, с оглядкой на все человечество. Для этого нужно быть гением и создавать шедевры. Но я и не хочу умалять того, чего достигла…

— Это к делу не относится, — перебил ее Майкл цинично.

— А я думаю, что очень даже относится. Ты и сам иногда работаешь сверхурочно.

— Я не вынашиваю ребенка! У меня по природе другие задачи.

— В общем, ты полагаешь, что из-за этого я должна распрощаться с карьерой?

— Во всяком случае, ты могла бы научиться думать о чем-нибудь еще, кроме своей драгоценной работы. У тебя никогда не было времени ни на детей, которые могли бы у нас родиться, ни на меня, ни на укрепление нашего брака!

Оливия устала уверять, что после съемок фильма у нее появится такая возможность.

— Доктора сказали, что нет никакой причины, по которой мы не могли бы больше иметь детей.

— Но я не готов рисковать еще одной твоей беременностью, — холодно возразил Майкл. — Мы сможем решиться на это только тогда, когда ты оставишь работу.

И все же Оливия поступила так, как считала нужным. После этого разговора она нашла себе квартиру, собрала вещи и объявила мужу, что между ними все кончено.

Первые несколько месяцев после расставания были самыми трудными. Оливии понадобилось долгих три года, чтобы доказать себе и другим, что она может жить без Майкла Битена. Ее новая жизнь в какой-то момент стала казаться ей самой вполне благополучной, если, конечно, забыть о том, что она заново училась смеяться и наслаждаться радостными мгновениями бытия, хотя и не так, как прежде, когда ее дни были наполнены с Майклом. Да и чувство вины все еще жило в потаенных уголках ее души.