Выйдя от сапожного мастера, я оглянулся. Где Митяй? Лошади стояли у коновязи, а этого пострела нигде не было. Пока я упаковывал в сумы покупки, появился Митяй и сразу оправдался:

– Кубков заказал, боярин. Куда сейчас едем?

– К кузнецу.

– Тогда к Тюте поедем, – деловито кивнул парнишка, – он всегда срочные заказы принимает. И делает справно.

– А почему кузнеца зовут Тютя?

– Вообще, его зовут Ефрем Рябов, а Тютя – потому что маленький.

Ах да, Тютелька, как я не сообразил?

– Ну, поехали к Тюте.

Кузнечный квартал был как бы в стороне. И верно, ведь звону от них много. Митяй проехал вглубь кузнечных дворов и заехал в распахнутые ворота двора, из глубины которого доносились удары с гулким эхом. Под большим навесом работал кузнец. Действительно, Тютя – маленького роста, но с широкими плечами и мощной мускулатурой. Кузнец одной рукой держал раскаленную деталь клещами, а второй молоточком постукивал место, куда подмастерье обрушивал тяжелый молот.

Бух!

Деталь зашипела в масле. Кузнец положил инструмент и утер обильный пот. Я слез с коня, передал поводья Митяю и подошел поближе.

– Ты Ефрем Рябов?

Кузнец кивнул и, взяв кувшин с водой, стоявший на чурбаке, стал жадно пить. Потом опять утерся и спросил:

– Что боярину угодно, починить что али выковать?

– И починить, и выковать.

Я вынул кольчугу и подал кузнецу.

– Починить надо и выковать пластины по размерам.

Дело в том, что я задумал сделать заказ на необычную бронь. Нечто похожее на юшман, только грудная пластина пусть будет сделана в виде зерцала. На руки – наручи, для ног – тоже защиту. Еще заказал умбон с широкими краями, почти во весь размер щита.

Пришлось объяснять, показывая на себе, и чертить на утоптанной земле. Наконец поняв, что надо сделать, кузнец спросил о сроке.

– Завтра к вечеру.

– Хорошо, боярин, но за срочность это будет стоить… полгривны кун.

Митяй сделал большие глаза, и я понял, что это дорого, но согласился. Вообще, цены тут чудные. На гривну можно купить большой дом, еще и на продукты останется. Я потратил на все, вместе с барахлом, четверть гривны, нигде не торгуясь. Поэтому, наверное, меня из лавок провожали как почетного гостя. Были бы дисконтные карты, был бы платиновым клиентом.

Я кивнул Тюте:

– Добро, только в детинец снеси.

Расплатившись с кузнецом, мы отъехали.

Я шел по Китежу и любовался красивыми дворцами, украшенными затейливой резьбой. Дома были в несколько этажей и, казалось, пронзали небо высокими острыми шатровыми крышами, на которых, как живые, трепетали на ветру флюгера в виде петухов. Дворцы, первые этажи которых были каменными, чередовались с деревянными часовнями и церквями. Много-много церквей с шатрами и золотыми крестами. Главная улица была заполнена весело гудящим народом, идущим по своим делам. Они улыбались друг другу, и от этих улыбок, казалось, повсюду веселей играли солнечные зайчики. Дети, весело галдя, носились по улице.

Вдоль дороги разлился благовест. Он шел от великолепного и красивого храма с множеством золотых куполов. Благовест подхватили остальные церкви. И теперь перезвон шел отовсюду.

Вдруг, перебивая благовест, раздался набат. Люди тревожно заозирались. От городской стены, откуда летел набат тревоги, раздался крик:

– Поганые! Поганые пришли!

Все кинулись кто куда. Матери стали звать своих детей. В сторону ворот торопливо побежали ратники. Я кинулся за ними.

Башенная лестница гудела от топота поднимавшихся на стену защитников. Проглатывая широкими шагами ступени, я вылетел на стену и замер от открывшейся картины.

– Сколько же их? – прошептали рядом. – Господи, спаси!

Все поле перед городом было заполнено врагами. Они не торопясь окружали город, медленно подступая к стенам. Ратники, имеющие луки, наложили стрелы и приготовились стрелять, но степняки остановились на расстоянии выстрела. Вперед выехал всадник, держащий длинный шест, на котором были белые и черные конские хвосты. Под ними висело полотнище. Всадник подъехал к воротам и вскинул над собой шест. Ветер развернул полотнище, и все увидели на нем серого кречета с черным вороном в когтях. За полотнищем затрепетали на ветру длинные черно-белые ленты.

Всадник величаво оглядел стены и закричал:

– Урусуты! Этот город и все земли вокруг принадлежат Бату-хану, внуку великого Потрясателя Вселенной Хана Чингиса. Склонитесь перед повелителем и целуйте землю у его ног!

– Кху! Кху! Кху! – взревели тысячи чужих воинов.

– Ишь, чего удумали, поганые, – прошипел ратник с боевым луком в руках. – Поцелуй своего царя сзади, под хвостом! Ирод!

Монгольский воин еще раз дернул знаменем и проорал:

– Склонитесь перед богатурами Бату-хана! Рабы!

Я не выдержал и заорал:

– Сначала попробуй нас взять!

И защитники взревели яростным криком.

– Боярин, Владимир Иванович, вставай. Снедать будем.

Я провел рукой по лицу, разгоняя сонливость, и обнаружил Демьяна с серебряной ложкой в руках.

Вот, блин, так это сон! А думал, что это я наяву в Китеже побывал. Почесав зудящий затылок, полез из палатки. Вздрогнув от утренней прохлады, посмотрел на небо. Ни одного облака. День обещает быть жарким. Потянувшись и зевая, как бегемот, огляделся. Лагерь курился множеством костров. Большое поле превратилось в палаточный городок. Недалеко на холме была видна деревня – по-видимому, Большие Ключи.

– Здравствуй, боярин.

Я кивнул прошедшему мимо ратнику. Справа вышел высокий и худой парень и тоже поклонился.

– Доброе утро, боярин.

– И тебе доброе утро. – Проводил его взглядом, повернулся и достал из палатки флягу, но не успел глотнуть, как мимо прошли еще трое бояр. Они смотрели на меня и улыбались. Чего это они? Наперебой поздоровались:

– Здравствуй, боярин!

– Многие лета тебе, Владимир Иванович!

– Здрав будь!

И все трое поклонились. Чего это они? Подобрав выпавшую от удивления флягу, двинулся к костру, у которого сидел Кубин и о чем-то говорил с Демьяном. По дороге опять раскланялся с ратником, совершенно мне незнакомым. Блин, сговорились они, что ли? Смотрят на меня, как на бога, и кланяются. Разве что не крестятся. Или это проделки Кутерьмы? Нет, не должно. Его настрого Горин предупредил завязать с приколами, а то, блин, по закону военного времени… это я мысленно шучу. Но почему, интересно, все так на меня пялятся и кланяются? Может, я вчера отчебучил чего? Вроде нет, и выпил два кубка всего. Трезвый, как стекло… хрустальное, в палатку ушел спать.