Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего из того, что я увидела, не пригодится полиции, – тихо проговорила она.
Гейбриел мгновенно напрягся.
– То есть… ты все-таки что-то приметила?
– Да. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Если я скажу тебе правду, ты подумаешь, что я либо сошла с ума, либо у меня разыгралось воображение. В лучшем случае ты сочтешь меня лгуньей.
Гейбриел подошел к ней, взял за плечи и поднял с кресла.
– Уверяю тебя, что бы ты ни сказала, я не подумаю о тебе плохо.
– Правда? – На лице Венеции отразилось сомнение. – Почему ты так уверен?
Он еще крепче сжал ее плечи ладонями.
– Похоже, ты забыла, что три месяца назад мы провели несколько дней вместе?
– Нет, мистер Джонс, я ничего не забыла. Об этом я не забывала ни на минуту.
– Я тоже. И я уже сказал, что не сомневаюсь ни в твоем характере, ни в твоем душевном здоровье.
– Благодарю.
– Но существует еще одна причина, по которой я скорее всего поверю любым твоим словам, – добавил он.
– И что же это за причина, сэр?
– Я слишком сильно хочу тебя, чтобы хоть в чем-то сомневаться.
Губы ее приоткрылись в изумлении.
– Мистер Джонс!
«К черту вопросы! Я слишком долго ждал и не могу больше бороться с искушением».
Гейбриел наклонил голову и завладел ее губами в поцелуе.
От одного только прикосновения Гейбриела она буквально загорелась. После всех этих недель и месяцев тоски, когда она считала его погибшим, а потом боялась, что вернулся он не ради нее, этот человек снова целовал ее!
Объятия Гейбриела потрясли Венецию еще сильнее, чем в прошлый раз. Тепло его тела, чувственный вкус его губ, сводящая с ума сила его рук привели ее в неописуемое возбуждение.
– Ты хоть представляешь себе, – прошептал Гейбриел, – сколько ночей я провел без сна, мечтая, что снова поцелую тебя?
– А как ты думаешь, что я испытывала? Я чуть с ума не сошла, когда услышала о мнимом пожаре. Не могла в это поверить. Я была уверена, что ты жив. Твердила себе, что если бы ты умер, я бы это почувствовала. Но от тебя не было ни весточки.
– Прости, моя милая. – Одной рукой он мягко отвел голову Венеции назад, чтобы поцеловать ее в шею. – Клянусь, я не хотел, чтобы до тебя дошли слухи о моей смерти. Как я мог предположить, что ты обратишь внимание на крохотную заметку в лондонской газете? Я же думал, что ты сидишь себе спокойненько в Бате.
– Ты должен был сообщить мне обо всем заранее, – повторила Венеция.
– Прости, – прошептал Гейбриел ей на ухо. – Я надеялся, что со всей этой чертовщиной будет покончено очень быстро. Я хотел вернуться к тебе, но без шлейфа тайн и интриг.
Гейбриел запустил ей руки в волосы. Шпильки мягко посыпались на пол. Волосы рассыпались у нее по плечам. От мужской близости Венеция задрожала. Сжав его плечи, она наслаждалась хрустом крахмальной белой сорочки и перекатывающимися под ней стальными мышцами.
В следующее мгновение мужские пальцы оказались на застежке лифа. При мысли о том, что сейчас Гейбриел ее разденет, Венеция запаниковала.
«Все происходит слишком быстро», – подумала она.
Гейбриел вел себя так, словно и в самом деле хочет ее. Но нельзя забывать, что он приехал в Лондон совсем не по зову страсти. Кроме того, сейчас она находилась не в отдаленном, уединенном Аркейн-Хаусе, о существовании которого вообще мало кто подозревал, да и Гейбриел перестал быть мечтой. Теперь она уже не могла предаться любви без страха навлечь на себя позор.
Господи, да они ведь находились в ее кабинете! Амелия, Беатрис и Эдвард спят наверху, миссис Тренч – в маленькой комнатке за кухней. Если кто-нибудь из них проснется, они могут услышать шум и примчаться на помощь.
«Мы находимся в реальном мире, – напомнила себе Венеция. – Здесь все по-другому».
Но Гейбриел уже развязывал лиф ее платья. Его губы, страстные и неистовые, не отрывались от губ молодой женщины. Она задрожала, прикрыла глаза и прижалась к нему, пытаясь не упасть.
– Я ведь не ошибся, правда? – выдохнул Гейбриел голосом, хриплым от желания.
– Насчет чего? – спросила Венеция.
– О той последней ночи в Аркейн-Хаусе. Ты ведь хотела быть моей, ты хотела меня?
Венеция ощутила острый приступ неуверенности. Та ночь была идеальной или почти идеальной. Но сегодня все было совсем не так. Обстановка не та, да и Гейбриел больше не таинственный и загадочный мужчина ее мечты, которого можно спрятать ото всех где-то в уголках сознания.
«Господи, да он теперь живет совсем рядом, на чердаке. Завтра утром мы снова встретимся за завтраком, на глазах у всей семьи».
– Да, – прошептала она. – Но это было тогда, а сейчас все по-другому.
Гейбриел замер.
– У тебя появился кто-то еще? А я надеялся, что за столь короткий промежуток времени ты не утратишь интереса ко мне. Хотя, должен признать, когда ты вышла из зала сегодня вечером, я подумал, что просчитался.
«Какое странное слово – просчитался», – подумала Венеция.
Так можно сказать о несработавшем плане, но чтобы это слово употребил любящий человек!
Она убрала руки и уперлась ладонями ему в грудь.
– Так появился кто-то другой? – бесцветным тоном переспросил он.
В отблесках пламени глаза Гейбриела приобрели загадочный блеск.
– Нет, – призналась девушка. – Все это время мне некогда было даже подумать ни о чем таком. Я занималась переездом в Лондон и устройством галереи. Когда мне было искать другого? Дело не в этом.
Гейбриел улыбнулся и заметно расслабился.
– Понимаю, – проговорил он, поглаживая ее шею. – События сегодняшнего вечера выбили тебя из колеи.
«Неплохая отговорка», – подумала Венеция.
– Да, ты прав. – Она сделала шаг назад. – Прошу прощения, сэр. За сегодняшний вечер произошло много невероятных событий. Это похоже на снежный ком. Сначала твое возвращение, потом эта тайна формулы алхимика, наконец, убийство Бертона. Просто кошмар какой-то! Боюсь, сейчас я не способна рассуждать здраво, как того требует ситуация.
Губы молодого человека изогнулись в улыбке.
– Напротив, миссис Джонс. Это одна из тех редких ситуаций, когда человеку не стоит полностью полагаться на разум и логику. – Он осторожно прикрыл лиф ее платья. – Но я не буду давить на тебя. Нужно время, чтобы пережить случившееся.
– Вот именно. – Венеция прижала к груди платье, не зная, как реагировать на подобный поворот событий. Если всего несколько минут назад он пылал такой страстью, то почему теперь даже не попытался ее уговорить? – Я ценю вашу чувствительность.