Patzia, A. C. The Emergence of the Church. Downers Grove, IL: InterVarsity, 2001.

Prestige, G. L. Fathers and Heretics. London: S.P.C.K., 1963.

*Trigg, Joseph Wilson. Origen: The Bible and Philosophy in the Third Century Church. Atlanta: John Knox, 1983.

Император Константин – одна из главных фигур в христианской истории. После его обращения христианство вознеслось из катакомб во дворцы. Войдя в IV век как преследуемая вера меньшинства, в конце века оно стало официально принятой религией империи. Так христианская Церковь соединилась с государственной властью и приняла ответственность за нравственность общества. Вначале, по указаниям Константина, Церковь уточнила доктрины и развила свою структуру. Некоторые, и в их числе историк Евсевий, видели в обращении Константина победу христианства над империей. Другие, те же монахи, считали, что культура брала христианство в плен. Мы расскажем о «христианизации» великого эллинистического мира и образа мыслей. Когда империя рухнула под натиском вторгшихся варваров (ныне известных как европейцы), монахи, по иронии судьбы, одержали над завоевателями победу: монашеские общины, укорененные в христианской вере, следовали порядку и вели достойную жизнь.

Век христианской Римской империи

Современный турист, увидев в Риме арку Константина, замрет в восхищении хотя бы от того, сколь та огромна, – если у него, конечно, нет особого интереса к истории или скульптуре. А если он еще и остановится и внимательно прочтет путеводитель, то узнает, что в латинской надписи на вершине арки восхвален «Император Цезарь Флавий Константин Великий» за некую впечатляющую победу над «врагом и всем воинством его».

Фриз на обращенной к городу стороне арки показывает, как враги – противник цезаря по имени Максенций, а с ним и все его воинство, – падают с Мульвийского моста в реку Тибр. Они – разбитые и обессиленные жертвы победоносного Константина.

Евсевий Кесарийский, христианский историк и биограф Константина, сравнил поражение Максенция на Тибре с гибелью фараона и его войск в Красном море. Многие современники признавали, что обращение Константина в христианство и его победа над врагами была «вдохновлена высшей божественной волей» и знаменовала собой решающий момент в истории.

Константин – символ завершения эры кафолического христианства и начала эры христианской империи (312–590). Отважные мученики ушли в прошлое. Началась христианизация империи, а с ней пришло и имперское вмешательство в дела Церкви. И отрицательные последствия этого мы можем видеть по сей день.

Как могли события обернуться таким образом? Почему презираемый и гонимый «предрассудок», называемый христианством, вдруг вышел из сумрака римского общества и принял, почти в мгновение ока, власть над духом обширной и могучей империи?

Разворот империи

Чтобы уяснить значение этого сдвига в судьбе христианства, нам нужно вернуться к предшественнику Константина в императорском дворце, генералу по имени Диоклетиан.

В 284 году, когда Диоклетиан впервые облачился в пурпур, все знаки того, что империя рассыпалась на части, уже были налицо. В III веке троном владели тридцать императоров, и многие помимо них пытались на него притязать. Римский Сенат уже даже не притворялся, будто проводимые «выборы» цезаря хоть что-то значат. Родство с правящим императором не значило в определении преемника ровным счетом ничего. Напротив, когда новый император принимал корону, сыновьям или близким родственникам прежнего цезаря часто грозила быстрая казнь.

Хатчинсон и Гаррисон описывают этот кризис так:

Да, именно так в конце концов и случилось. Но этот крах свершился не в 300 году. На Западе до него оставалось еще 175 лет. А на Востоке империя, притязавшая на право называться Римской, существовала почти до тех дней, когда Колумб, подняв паруса, отплыл открывать Новый Свет. «Этот резкий разворот Рима от хаоса и близкого распада к новой волне расцвета и стабильности по большей части был итогом одного правления, а именно властвования Диоклетиана», занимавшего трон на протяжении двадцати лет (284–305), как раз перед Константином.

От христиан Диоклетиан «доброго слова» не удостоился: он был самым кровожадным из гонителей Церкви. Но если учесть анархию, доставшуюся ему в наследство, и возрожденную империю, которую он передал преемникам, «Диоклетиан заслуживает упоминания в ряду поистине великих императоров».

Сын рабов, родившийся в Далмации (территория современных Балкан), Диоклетиан выбрал военный путь и стал командиром армии, когда ему еще не исполнилось и сорока. Возведенный к царской порфире «решением военачальников и офицеров», все возможные проблемы с притязаниями других на власть в империи он решал так: нападал на ближайшего врага, стоявшего перед трибуналом Сената, и пронзал его мечом. «С тех самых пор его грубая солдатская рука схватила распадавшуюся империю за загривок и трясла, заставляя очнуться к новой жизни». Он не только обратил в новое наступление постепенный отход римлян из Германии и с рубежей Дуная, но и вновь подчинил большую часть далекой Британии и Персии.

Впрочем, Диоклетиан был не просто победоносным генералом. В свете дальнейшей истории значение обретает проявленное им искусство государственного деятеля. Он был убежден, что империя неуправляема. Постоянные бои на границах требовали преобразований. И Диоклетиан разделил имперскую власть еще с тремя соправителями и основал три имперских двора, причем все – вне Рима. Его собственный двор располагался в малоазийской Никомедии. Оттуда он мог пристально следить за восточными границами, откуда все время грозили вторгнуться захватчики.

План Диоклетиана был нацелен на то, чтобы защитить империю от анархии. А анархия возникла оттого, что императоров непрестанно убивали чьи-нибудь наймиты. Проницательный старый властелин верил в то, что разделение имперской власти между четырьмя правителями – двумя «августами», каждому из которых помогал соправитель, «цезарь», бывший чуть ниже рангом, – сдержит амбиции его самых вероятных противников. Теперь каждый получал возможность надеяться на то, что станет императором! Зачем тогда убивать старых правителей?

Христиан – в огонь!