– В этом тоже можно добиться успеха, – говорит он, разрезая мясо ножом. – У тебя есть темперамент. Ты быстро соображаешь, к тому же все равно, выиграешь ты или проиграешь. Если вдуматься, все в жизни – игра. Любой выбор, сделанный тобой, – это только ставка. Ты и сейчас играешь.

– Ладно. Если я сыграю с тобой несколько партий, ты потом сыграешь в мою игру?

– Что за игра?

– Игра, которая имеет смысл.

– Ого, высокие ставки, – ухмыляется он. – Я заинтригован.

– Рашид, чем дольше я здесь нахожусь, тем больше мне кажется, что смерть нашей сестры – вовсе не несчастный случай.

Он тупо смотрит на меня.

– А что же?

Я смотрю ему в глаза, пока он не опускает взгляд. Он то ли озадачен, то ли обеспокоен услышанным.

– У тебя есть доказательства?

– Интуиция, – говорю я.

– Ладно, я ценю интуицию не меньше остальных, и твое чутье всегда потрясает, но все же, я думаю, ты ошибаешься. Она заболела и умерла. Оставь это дело.

– Не могу, пока не уйдет это чувство.

– Папа уже все узнавал. Если он удовлетворен…

– Так ты хочешь сыграть или нет?

– Как? – интересуется он.

– Ты знаешь Внутренний мир лучше меня. Можешь составить список мест, где бывала Гесса перед смертью?

– У меня нет такого доступа, но, думаю, могу немного покопаться.

– Это твоя игра.

– Но какая в этом польза?

Я пожимаю плечами.

– Возможно, никакой. Но, может быть, нам удастся найти какой-то ключ. Я хочу знать, что она видела и что знала.

– Почему нам просто не спросить об этом Вашти?

– Я прошу тебя.

– Ты ей не доверяешь… – говорит он.

– У меня нет причин не доверять ей.

– Может, и нет, но ты не доверяешь.

Я объясняю ему, что доверие здесь ни при чем. Просто будет лучше, если Вашти не станет в этом участвовать. Лучше не привлекать взрослых, потому что, если я валяю дурака, их незачем вовлекать в глупости, а если я прав, и совершено преступление, тогда у взрослых могут быть причины скрывать улики.

Ради Гессы брат соглашается.

Баккара оказалось интереснее, чем я ожидал. Я довольно быстро понял игру и начал выигрывать, как только попробовал запоминать карты. Это не совсем честно, хотя Рашид заверяет, что запоминать карты не запрещено. Я прекратил игру, как только почувствовал, что выигрыш становится для меня важным. Из этого ничего хорошего не выйдет.

И вот я уже бегу по мощеной дорожке, мои пробковые сандалии стучат по земле, как капли дождя, я устремляюсь навстречу своему врагу. Меч, который я сжимаю в руке, придает мне ощущение силы, но и слабости одновременно. Я не воин. В реальном мире я бы никогда не решился на это.

Я резко опускаю меч двумя руками, меня волнует свистящий звук, который он издает, но я промахиваюсь, теряю равновесие, а из-за больной ноги мне приходится отклониться в сторону от врага. Он пользуется моментом и всаживает клинок мне между лопаток. Я чувствую давление вместо боли, потому что Внутренний мир защищает меня от нее.

– Лучше смерть, чем бесчестие, – говорю я. Вышло немного смерти, немного бесчестия. Томи морщится, решает снизить трудность.

Ее домен – это поэтическая интерпретация Японии двенадцатого века. Кругом цветут вишневые деревья, развешаны цветные фонарики, через пруды, в которых плавают карпы, перекинуты деревянные мостики. Я сражаюсь с самураем, одетым в кимоно, в скрытой туманом роще цветущих сливовых деревьев. Теперь, когда сложность понижена, я могу держаться, отражать выпады и удары, и в конце концов я наношу ему длинную глубокую рану.

– Прекрасный «кири гейши», – говорит она, называя мой маневр по-японски.

Неужели я сделал именно это?

– Тебе, конечно, нужно еще поработать над собой, но в целом – да.

Я смотрю на поверженного воина: мой клинок рассек его кимоно. Томи заверяет меня, что это всего лишь безжизненная симуляция человека. Я не пролил крови, не причинил боли. Мой противник ничего не чувствует, в отличие от Маласи.

Хвала небесам, потому что мне понравилось. Сначала азартные игры, потом насилие, но в действительности никому никакого вреда. И все же мне следует следить за собой, что и почему я делаю. Уж не ступил ли я на скользкую дорожку? Нужно будет помедитировать на эту тему.

– А почему нет крови? – спрашиваю я.

– У меня не хватает денег, – признается Томи, немного смущенная своим признанием. – Мамы установили очень высокую таксу на кровь, и пока я не могу себе это позволить.

– Они возражают против кровопролития?

– Они предпочли бы, чтобы я вместо этого училась. Но они понимают, что для меня это просто хобби, и они несут за это ответственность, поскольку сами меня так назвали.

Она рассказывает мне, что женщина, в чью честь ее назвали, Томое Гозен, была знаменитой, легендарной женщиной-самураем. Томи прищуривается, вспоминая, на лице выражение блаженства и мечтательности.

– Томое была невероятно красива: белоснежная кожа, длинные волосы, милые черты лица. Кроме того, она была замечательным лучником, а с мечом в руке она стоила тысячи воинов. Она была готова сразиться хоть с демоном, хоть с богом, верхом и пешим ходом. Она мастерски приручала диких лошадей, она запросто спускалась по самым опасным склонам. Как только возникала угроза битвы, Йосинака отправлял ее в качестве своего лучшего военачальника, у нее были замечательные, крепкие доспехи, не по росту огромный меч и тугой лук. Она совершала больше подвигов, чем все его воины, вместе взятые…

Она поясняет, что это отрывок из книги «Сказание о Хейке». Я не читал эту книгу, и Томи предлагает одолжить ее мне, как только я закончу остальные.

– А ты? Мне ни разу не пришло в голову спросить про твое имя.

– Я назван не в честь знаменитости, – объясняю я. – «Хаджи» – не совсем имя, так называют человека, совершившего паломничество в Мекку, или ребенка, родившегося во время паломничества. Мне подходит второе.

– Ты родился в Мекке?

– Нет, но дата моего рождения совпадает со временем года, когда совершается хадж.

– Ладно, – говорит она. – Ты уже совершал паломничество?

– Наступит день, когда отец отведет меня туда.

– Знаешь, здесь тоже есть Мекка. Симуляция. Мутазз рассказывал мне про это. Благоговейное чувство общности и единения, тысячи верующих охватывает религиозный экстаз. Они собираются вокруг Каабаха, привлеченные хранящейся в нем реликвией. Главным местом для паломников является Черный Камень. Прикоснись к нему, и он заберет все твои грехи. Мутазз рассказал мне о переполнивших его чувствах, когда он дотронулся до святыни, на душе сразу же становится легко. Но на следующий день умерла Гесса, и он понял, что вовсе не очистился.