— Надо было с цветами прийти, да?

— Не надо! Ни цветов! Ни денег! Ни тебя! — орала, а коленки подкашивались. — Пошёл вон!

Не пошёл. Разглядывал меня — внимательно, подробно, разбирая на молекулы. Горошины зрачков на синей радужке вытянулись узкими полосками, а у меня потяжелело внизу живота. Опять… Тело-предатель вспомнило, как это сладко — опрокинуть разум, чтобы тот растёкся лужицей. Чёрт, Василевская! Кир — женат, и он не был с тобой честен. Против природы не попрёшь, драконья парность — не сказка.

— Хорошо. Я сама уйду, — получилось почти спокойно.

Вышла из кухни, сунула ноги в тапки, накинула куртку и вышла в подъезд. Минуты не прошло — Кощеев материализовался на лестничной клетке. Хотелось дать кулаком по лысине. Душу мне всю вымотал! Я даже представить никого с собой рядом, кроме Кира, не могла. Физически противна мысль, что ко мне другой мужик прикоснётся. Я чуть подушку не грызла, рыдая ночами. Убеждала себя — надо забыть, отпустить. Он там с женой… Припёрся!

— Жень, я тебя сейчас прямо тут трахну… — нахмурился.

Чего?! Дёрнула дверную ручку, зашла домой — уже стоял в прихожей.

— Кир, уходи, — меня окатило горячей волной, на глазах навернулись слёзы.

Понятно, зачем пришёл. Я, глупая, на периферии сознания держала мысль — развёлся, а он трахаться хочет. Огромный зверь смотрел виновато, но очень понятно. Всё предельно понятно — Кир хотел меня, а когда Кир хочет — Кир берёт.

— Жень…

— Уходи, я сказала!

Дракон шагнул ко мне, я подалась назад, но встретилась со стеной. Огромный зверь закрыл собой всё, весь мой мир в нём. Хотела забыть, но он напомнил — впился болезненным укусом мне в шею, туда, где его метка. Пятнышко на коже успело побледнеть, но не исчезло. Я каждое утро шла к зеркалу, чтобы проверить. Всё, что мне осталось от Кира, последнее приятное воспоминание — метка. Стиснув зубы, я закрыла глаза.

— Женька… — прерывисто задышал, выталкивая из груди жгучую боль. — Я соскучился, Жень. — Аккуратные прикосновения к моему лицу, осторожные поцелуи — проверял, хотел убедиться, что не оттолкну. Не смогла бы. От этого трипа мне не избавиться. Никогда. И глаза открыть страшно — вдруг это сон? Если так, я не хочу просыпаться. Никогда. — Человечка моя.

Осторожная ласка обжигала скулы, плечи, снова скулы — сильные пальцы, настойчивые. Кир знал, где трогать. Не выдержав, сама нашла желанные губы и умерла в поцелуе.

Женат…

— Козёл лысый! — по щекам покатились слёзы.

— Сейчас я… — Кощеев засуетился, полез зачем-то в карман брюк.

За пеленой моей истерики увидела замшевый мешочек, в нём кольцо из жёлтого металла. Кощеев не надел его — нет… Он закрутил его, как гайку, дрожащей силой на мой палец, хоть размер был в самый раз. Всхлипывая, я смотрела на окольцованную конечность.

— Ну… Ты поняла, да?.. Жень?

Неандерталец, блин!

Всё полетело к чёрту — пакет молока с тумбочки, куртка с моих плеч, я. Мне не нужны объяснения. Не хотела знать, где и с кем он провёл эти несколько месяцев — их не было. Он здесь, со мной — он мой. Тяжесть его тела, жар — от которого, казалось, плавилась не только я — всё вокруг. Чувственные укусы метки на моей шее и ниже — так сладко, до болезненного воя между ног, до шипящего желания почувствовать каменную мощь члена внутри себя.

Вся в нём, в его запахе — тонкий аромат парфюма и, кажется, сигарет.

Разодранная блузка, купленная за три копейки, да хоть за миллион — не жалко, и стонавший от нетерпения зверь, жадно ласкавший языком мои острые от возбуждения соски. Кир не умеет наслаждаться «кусочками», и ему всегда мало. Подхватил меня под бёдра, поднял вверх, вынуждая обвить мощный торс ногами. Секунду на взгляд — «готова?» — твёрдая мужская плоть рывком в меня, и рычащий в поцелуе Кощеев.

Нереально огромный, нереально горячий — нереальный.

За стенкой недовольные соседи — им ни фига не понравилось, что мы тут шуршали развратом. А ведь правда шуршали! Потому что кричать я буду громко. Сейчас. Царапая спину моего дракона, ощущала, как крепло его удовольствие во мне.

— Женька…

Остановился. Посмотрел ошалело. Под моими пальцами на его плечах золотая чешуя: немного страшно: обратится — и кранты всему дому… Широкая мужская грудь раздалась от глубокого вдоха.

— Всё нормально. Я контролирую, — оправдывался, тяжело дыша, а у меня внутри всё сжалось от нежности. — Люблю тебя, Женька.

Кир начинает двигаться, и я кончаю, вжимаясь в стальное драконье тело, так что ноги вот-вот сведёт судорогой. Лечу в бездну, цепляя с собой лучшего мужика в мире — ему тоже в кайф, он на грани — в синих глазах туман, узкие строгие губы чуть приоткрыты. Поцелуй глубокий, долгий, чтобы простонал мне в рот, прорычал.

Я улыбнулась и, запрокинув голову, нарочно стукнула затылком по стене, за которой притихли офигевшие от звериного рёва соседи.

* * *

До пустых яиц я доказывал Женьке серьёзность намерений, а потом она, проворчав «фиг тебе, Кощеев, а не замуж», заснула. Хорошо бы первой родилась девчонка… Размышлять о будущем я теперь мог сколько влезет, и это оказалось чертовски приятно. В голове сотня планов, надо обсудить с человечкой. Утром. И объяснения все тоже утром.

Подошёл к окну, сжимая в руках пачку сигарет — не курил никогда, а в изоляторе закурил. Два месяца в четырёх стенах с перерывами на многочисленные судебные заседания и свидания с адвокатами. У меня их было три — одного нанял я, двоих подогнал Давид. В теории, это должно было увеличить мои шансы не застрять во льдах Империи на двести лет, но я всё равно опасался надеяться на лучшее. Женьке никто ничего не сказал, как и просил. Она думала, что я остался со Стеллой, а я… Нанял дуболомов-полукровных, чтобы присматривали за моей человечкой. Парни в местных традициях разбирались плохо — купили недешёвую тачку и чуть не спалились перед Женькой. Хорошо, будущая тёща выручила… Мы с ней нашли общий язык, хоть и по телефону. Обложил Женю со всех сторон. Не мог я иначе. В этом городишке криминала практически нет, зато кобелей хватает… Как и в любой деревне, где с молодыми девчонками напряг. В какой-то момент пришло осознание — если не я, то пусть с моей Женькой будет нормальный мужик. Лично прослежу, что нормальный был… Сейчас от этих мыслей дурно — никто, кроме меня. Моя.

Сегодня утром я втыкал в бумажный лист с текстом приговора и радовался, как придурок. У меня отобрали всё — недвижимость, фирму вместе с патентами на препараты и активами, заморозили личные счета в банках Империи, и вообще я теперь не гражданин собственной родины. Свобода, мать её! Макс успел вывести из нашей конторы немного денег, договорился с Даханом и строил новое будущее в Вивернограде. Они уже начали первые тесты моего лекарства на людях — результаты впечатляющие.

— Здорово, брат, — голос Макса в телефонной трубке довольный.