– Слышь, а давай вон того еще расспросим… – кивнув в сторону водителя, отирающегося возле одного из черных джипов, стоящих во дворе, буркнул я. – Может, что еще расскажет?

– Охамел совсем? – хмыкнув, поинтересовался Коренев. – Тебе одного мало?

– А что он знал-то? – пожав плечами, усмехнулся я. – И потом, у Кормушки людей и так навалом… Одним больше, одним меньше… Он даже не заметит…

– Это же не молдавские гастарбайтеры на стройке… – вспомнив старый анекдот, расхохотался Олег. – Хотя… ты, наверное, прав… Опять же, на джипе прокатимся… Я вот на новом «Эскалейде» еще не ездил… А ты?

– А я конечно же… и не раз… Помню, выхожу на дорогу около Аниора – а там такая же дура телегу везет… Я вознице – «Прокати, дорогой»… А он мне – «Нэ вапрос, садыс, дарагой, толка мэч сными – страшна»…

– Клоун, блин… – пихнул меня в плечо Коренев. – Ты справа. Спроси что-нибудь через окно…

Однако первоначальный план захвата второго языка накрылся медным тазом буквально через двадцать секунд. В ту самую секунду, когда я подошел к джипу достаточно близко, чтобы увидеть ухо стоящего спиной ко мне водителя. В принципе, таких ушей в нашей системе было не так уж мало – четыре из пяти борцов, дотренировавшихся до звания мастера спорта, могли похвастаться «пельменями» и покруче. Но вот короткий шрам над бесформенным, не раз ломанным о татами «локатором» на службе был только один. И принадлежал он Моське. Старшему лейтенанту Гарегину Мовсесяну. Человеку, за личную встречу с которым Сема отдал бы лет десять жизни. Как минимум. Человеку, неоплаченный счет к которому до сих пор ввергал Ремезова то в глубочайшую депрессуху, то в жуткое бешенство…

…Моська был неплох. Вместо того чтобы хлопать сломанными ушами, он смотрел по сторонам. И в боковое зеркало джипа, скотина. И успел срисовать меня в нем задолго до того, как я подобрался на дистанцию броска. И сообразил, что второй «врач», идущий «мимо», именно тот, кого они ищут. И даже что-то буркнул в гарнитуру, прежде чем выстрелил в ноги беззаботно прогуливающемуся перед ним Кореневу…

Олежка среагировал вовремя. И пропал из поля зрения Мовсесяна раньше, чем пуля, вылетевшая из ствола АПСа, ударила в ствол мирно растущего за ним деревца. Моська, ошалело глядя перед собой, все-таки догадался прыгнуть в сторону, уходя от возможной атаки с моей стороны. Правда, это ему не помогло – Олег, двигающийся в состоянии джуше, успел выбить ствол из его руки и качественно вырубить слишком шустрого противника раньше, чем я дотянулся до затылка падающего на асфальт противника. Затолкать в машину бессознательное тело оказалось не так просто – сто с лишним килограммов живого веса плюс бронежилет скрытого ношения пролезли в заднюю дверь джипа только с третьей попытки. Потом я подхватил с земли выпавший из его руки «Стечкин» и, запрыгивая на место водителя, с удовольствием продырявил два правых колеса второго джипа, стоящего метрах в пяти… А минут через пять, перегрузив Моську в нашу «Субару» и бросив мощный внедорожник в облюбованном нами дворе, я завел двигатель и, трогаясь с места, вытащил мобилу:

– Алло, Сема? Как делишки? Ждете паспортного контроля? А… прости… отвлек… Тут мы с Олежкой думаем, тебе кликуха «Слон» не подойдет?

– Блин, тебе что, делать не хер? – вполголоса зарычал в трубку Ремезов.

– Ну вот, я к нему с приятными новостями, а он грубит… – «возмутился» я. – Рассказывать ему про Моську или пусть пролетает, как фанера, над Парижем и до Лондона? – спросил я у Олега.

– Моська? Где? – мгновенно среагировал Сема.

– Да тут, у нас в машинке… Дрыхнет на заднем сиденье… Соловей ему головку придерживает, чтобы он не ушибся случайно… – глядя в зеркало заднего вида, добавил я. – Ты знаешь, Сема, Моська – жуткое хамло и сволочь… Тебе даже привета не передал… Правда, вроде и некогда было…

– Бля, вы че, в натуре Моську отловили?

– Фу, как грубо ты выражаешься… Мы предложили отвезти товарища Мовсесяна до дома, и он любезно согласился…

– Вырви ему глотку, Глаз, пожалуйста… – пропустив мимо ушей мои слова, прошипел Ремезов по-аниорски, смешно вворачивая чисто русские выражения в не знающий мата язык: – Бля, я по гроб жизни тебе благодарен буду… Я бы эту падлу на куски порвал…

– Ты, главное, не волнуйся, а объясни, куски какого размера надо настрогать? Сделаем… Любой каприз за ваши деньги…

– Вовка! Чехам Шкоду сдал он, сука… Помнишь такого?

Желание шутить пропало сразу – о судьбе капитана Шкловского я только слышал, а некоторые наши офицеры, бывшие с ним в той самой командировке, даже видели пленку с записью его казни… По их рассказам, то, что вытворяли с пленным офицером прячущие лица за масками бандиты, невозможно было передать…

– Ты уверен?

– Да. На сто процентов… – ответил Ремезов. – Шкода был моим однокашником. И отличным парнем…

– Понял… Лети спокойно… Ответит… – с ненавистью глядя в лицо валяющегося на заднем сиденье Мовсесяна, буркнул я. – Я не знал…

– Никто не знал… Ладно, наша очередь подошла… Беата зовет… Спасибо, брат…

…Выступление танцовщиц из Корфа было, конечно, замечательным, – зал, в котором не осталось ни одного свободного места, долго не отпускал красавиц со сцены, требуя повторения последнего номера, – но пение Лонора-барда меня просто заворожило. В его песнях было все, чего мне так не хватало в жизни – Любовь, Вера, Дружба, Самопожертвование, Боль утрат и многое, многое другое. Задумчиво глядя на раскланивающихся на сцене девушек, я пытался записать в блокнот строки, которые меня так зацепили:

…Идет туда, куда ведет тропа:

огромный мир – лишь череда иллюзий,

но давит плечи неподъемным грузом

печальный опыт… Кандалы раба

не на руках… а на Душе его…

Найти мечтает место в этом мире,

где он сумеет мудростью и лирой

помочь кому-то… – Только нелегко

понять, что нет таких на свете мест —

Мир не дорос до Мудрости и Света,

где правит Власть и звонкая монета —

там Справедливость ни к чему и Честь…

Вокруг него то пусто, то толпа…

И каждый взгляд, в котором нету Жизни, —

всего лишь шаг к его последней тризне…

…идет туда, куда ведет тропа…

– Очередное пророчество? – вывела меня из ступора баронесса. – Что-нибудь серьезное?

– Да нет, Клод… Просто песня Лонора понравилась… – дописав последнее слово, улыбнулся я.

– Да, поет он душевно… – вздохнула девушка. – Никогда не думала, что вместо пьянок с подругами буду проводить вечера в чужой стране в таверне перед поющим бардом, и получать от этого удовольствие… О, а вот и Евгения… Отвлеклась, наконец…

– От чего? – вполголоса спросил я, вставая и приветствуя супругу Мериона.