Гена тяжко вздохнул и перевел свой взгляд на Артема, застонавшего и завозившегося на кровати.

— Ну что, идиот, очухался? А сейчас будем думать, что с тобой делать.

Глава 12. Прощание

Детей не было дома всего двое суток, но у Лизы, когда они вернулись домой, почему-то появилось ощущение, что со времени их отъезда прошло несколько лет. Саша и Тася очень сильно изменились, как-то резко повзрослели, стали сдержанными и… печальными. Никогда Лиза не видела их такими, и поэтому пришла в ужас. Артем забил им голову рассказами о том, что мама хочет развестись, мама злится на папу, мама хочет выгнать папу, мама не хочет, чтобы дети жили с папой. Это были даже не манипуляции, это было похоже на открытое объявление войны за детскую любовь и преданность. Артема хотелось убить, и ему очень повезло, что он задержался в Нижнем Новгороде. Об этом маме сообщила Тася — дети каждый день созванивались с отцом.

— Папа решает вопросы по работе, но он скоро приедет, — сообщила она Лизе. — И мы опять будем жить все вместе. Ты же простишь папу, мамочка?

— Нет, — отрезала Лиза. У нее больше не было сил врать своим детям.

Заседание по разводу должно было пройти через две недели.

Сам Артем заявился через несколько дней, рано утром, когда дети были в школе. Понурый, растерявший весь свой апломб. Смотрел на жену взглядом побитой собаки. Потерянно потоптался на пороге, и потом попросил разрешение пройти на кухню.

— Малышка, поговорить надо.

Даже вспомнил ее прозвище, которым когда-то очень давно называл в пылу нежности и страсти. Но сейчас это ласковое словечко звучало, как издевательство или насмешка.

— Что тебе нужно, Костров? — враждебно спросила Лиза, скрещивая руки на груди.

— Чтобы ты меня простила. Я все понял и осознал. Малышка, у нас же семья.

— Зачем тебе мое прощение, Костров? — повысила голос она. — Чтобы опять все было по-прежнему? Ты ведь понимаешь, что это невозможно. Я, конечно, дура, но не круглая идиотка, чтобы дальше по тем же граблям к светлому будущему. Все, Артем, хватит уже надо мной издеваться. Ты меня не любишь, не уважаешь, так уйди с достоинством. Не трепли мне нервы. Я не хочу больше так жить. У тебя же есть, как же ее, Татьяна, да? У вас же с ней все серьезно? Почему бы тебе перед ней не поплакаться, чтобы простила и приняла обратно? Или она не такая дура, как я?

— Малышка, но ведь у нас с тобой все было не так уж и плохо… Я же тебя все равно любил. И сейчас тоже люблю. По-своему…

— Неплохо? — заплакала она. — Все было просто ужасно! Как тебе не стыдно еще что-то о любви мне говорить! Перестань, Артем, слышишь? Я не против, чтобы ты жил в нашей однокомнатной квартире. Я не против, чтобы ты брал детей к себе на выходные. Я вообще против тебя ничего не имею. Только, ради Бога, уйди ты уже от меня! Жить с тобой я больше не хочу и не буду. Я же человек, Артем, и не самый плохой, я заслуживаю если не счастья, то хотя бы покоя и нормальной жизни. Отстань от меня, а? Давай просто расстанемся. Спокойно разведемся без разборок, дележки детей и без ругани. Дай ты мне уже вздохнуть спокойно!

— Лиз, насчет квартиры… — виновато выдохнул тот. — Я должен тебе кое-что сказать… Мне угрожают тюрьмой, если я не отдам деньги. С работы меня выперли с волчьим билетом, в нашем городе я вряд ли куда устроюсь. Илюха-то сбежал, кинул меня. Его пока не нашли. В общем, я тебя прошу разрешения продать нашу однушку. У меня уже и покупатель есть. Ты не думай, я готов деньги пополам поделить, чтобы все по-честному…

— Господи, да я уже на все, что угодно, готова, лишь бы тебя больше не было в моей жизни, — психанула она. — Все, что можно, ты изгадил. Даже наследство наших детей умудрился прогулять. Иди, продавай, что хочешь. Вещи в другой раз собери. Только постарайся мне больше на глаза не попадаться. Надеюсь, хоть алименты на детей будешь платить. А сейчас уходи. Иди с глаз моих долой.

Костров зло сверкнул глазами, но промолчал и все-таки ушел, не удержавшись и громко хлопнув дверью. Он так и не понял, с чего покладистая и любящая жена так на него вызверилась.

После его ухода Лиза почувствовала, что начинает задыхаться. Сердце частило, как ненормальное. Она настежь распахнула окно и высунулась в него по пояс, пытаясь успокоиться. Когда почувствовала, что лицо начинает неметь от холода, залезла обратно. Теперь к тахикардии добавился еще и сильный озноб, зубы буквально лязгали друг о друга. Она нацепила зимнюю теплую куртку, но так и не смогла согреться.

Как ей вывезти все это одной?

Она не хотела навязываться. Зачем портить то, что закончилось так красиво, на такой высокой и позитивной ноте? Зачем погрязать в банальностях, в пошлости разовых встреч? Он же ей ясно дал понять, что общего будущего у них нет. Что он уедет.

Но ведь не уехал… пока? Если Костров вернулся, значит, и Гена тоже в городе?

А ведь у нее есть блестящая отмазка — она пообещала показать своим детям тропический сад, полный экзотических бабочек. Потому что первое, что они увидели, вернувшись к себе домой, — подаренную Геной голубую морфу, сидящую на тюле в детской комнате. Детскому восторгу и изумлению не было конца! Сразу были забыты все неприятности и переживания последних дней.

Лиза плюнула на все свои принципы и страхи, схватила телефон и набрала заветный номер. Долго слушала длинные гудки, и уже совсем было расстроилась, как вдруг…

— Привет, принцесса, — раздался в трубке голос, от которого все волоски на ее теле немедленно встали дыбом. — Как ты?

И сразу она вспомнила это ощущение, когда рядом с тобой не просто чужой, равнодушный человек, а такой мужчина, как Гена — сильный, терпеливый, внимательный. Вспомнила тепло его рук и жар его губ. И ей стало легче. Оказывается, он ее спас своими прикосновениями. Спас от разочарования, от депрессии. А она даже и не поняла тогда, в поезде. А потом обиделась на него. За то, что он за ее спиной что-то мутил с Костровым, а она даже об этом и не подозревала.

— Плохо, Гена, очень плохо, — честно ответила она. — Я не справляюсь без тебя.

— Глупости, принцесса, ты мало себя знаешь. Ты очень сильная. Что, твой муженек