хотел сказать. Сложный он человек, никогда бы в той, прошлой жизни, с таким бы не связалась. Забоялась бы даже подойти. А теперь вот вляпалась. Сама, добровольно. Что лишний раз подтверждает, насколько она не в себе.

Подъехали к школе, где училась Диана, и Гена пошел за дочерью. Лиза обеспокоенно повернулась к детям.

— Тася, Саша, дочка Гены ходит с помощью костылей, у нее болит ножка. Будьте с ней потактичнее, хорошо?

Впрочем, ее беспокойство оказалось напрасным. Общительная и непосредственная Диана быстро нашла язык со своими новыми знакомыми. Не прошло и десяти минут, как все трое в кафе быстрого питания громко смеялись и болтали о своих делах, перебивая друг друга, не обращая внимания на взрослых. Напряжение полностью спало. Лиза в который раз поразилась, насколько Диана жизнерадостна и дружелюбна. Ее же саму продолжали беспокоить мысли о том, что она причинила своим детям боль расставанием с их отцом.

— Как Ди пережила ваш с женой развод? — тихо спросила она Гену. — Ди у тебя такая веселая.

— Всякое было, принцесса, — негромко ответил он ей, задумчиво глядя на дочку. — Какое-то время было очень тяжело. Но она справилась. И твои тоже справятся. На самом деле ложь и неприязненные отношения в семье намного больше травмируют детей, чем расставание родителей.

— Ты изменял своей жене в браке? — затаив дыхание, задала Лиза вопрос, который почему-то волновал ее больше всего.

Он прямо посмотрел на нее. Сказал медленно:

— Велико искушение соврать, но я не буду. Изменял. И она изменяла. Я даже не стал разбираться, кто первый начал. Мы оба с ней наломали дров. Теперь уже сложно понять, кто из нас виновник, а кто жертва. Да и неважно уже это. Я понимаю, что сам в какой-то степени ее спровоцировал своим равнодушием и бесконечной занятостью на работе. Я не был хорошим мужем, Лиза. Поверь, я много размышлял, сутками просиживая в больнице у кровати своей переломанной дочери. И я сделал правильные выводы из своего неудачного брака.

— Какие же это выводы?

— Нужно ценить то хорошее и настоящее, что есть между родными людьми. Потому что, увы, эгоизм и непонимание способны убить даже самые сильные чувства.

Лизе стало нестерпимо горько от этих слов, настолько точно они отражали ее нынешнее внутреннее состояние.

А еще ей почему-то стало жалко Гену.

— Зато ты замечательный отец, — она незаметно для детей под столом нашла его руку и переплела с ним свои пальцы. — Ди просто необыкновенная.

Он тут же повел большим пальцем по ее запястью, впрыскивая в ее кровь очередную порцию любовного яда. Посмотрел ласково и серьезно.

— Это ты необыкновенная, принцесса. Береги свое сердечко, милая, от разочарований. У вас все должно быть хорошо. Твои дети постепенно оттают.

После обеда поехали знакомиться с бабочками. По дороге Диана сообщила Саше и Тасе торжественную новость: оказывается, она решила отдать им на хранение все свои бабочкарии вместе с куколками, увлажнителями и прочими элементами системы ухаживания за бабочками. До того времени, как она не вернется.

— Ура, ура! Мама, ведь ты не будешь против? — радостно завопили Тася и Саша.

Конечно, Лиза не была против.

— Бабочек она почти всех раздарила знакомым, в подвале сейчас летают не больше десятка, да и те доживают свой короткий век, — объяснил ей Гена. — Но у Ди еще осталось много куколок, жалко их просто выкидывать. Моя бывшая их не возьмет, не любит никаких насекомых. А твои хоть развлекутся. Не переживай, много места для их выращивания не требуется. Ди их всему научит.

Лиза была готова на все, что угодно, лишь бы ее дети были веселы и довольны жизнью. А Диана и ее крылатые подружки сотворили настоящее чудо: едва зайдя в подвал, Тася и Саша забыли о своих тревогах и ревности, забыли обо всем на свете, с восторгом наблюдая за перемещением летающих красавиц, делясь впечатлениями и непрерывно фотографируя друг друга. Гена пошел по обычаю заваривать чай, а Лиза с завистью и затаенной грустью следила за детьми. Как быстро они подружились! Как много радости умели получать от окружающего мира, и как щедро делились ей друг с другом!

И еще постоянно ей думалось о том, как все вместе они похожи на счастливую и дружную семью. Иллюзия была настолько осязаемой, реальной, что Лиза даже позволила себе пару минуток помечтать о том, что они — вместе, большая и дружная многодетная семья, что нет никаких трудностей, нет никаких бывших жен и мужей. Ведь бывают же на свете светлые и счастливые люди, у которых все получается без измен, разводов, без дележки детей? Ведь случается же у кого-то такое везение?

— Расскажи про лечение и про операцию, — попросила она Гену, когда они вдвоем сели за стол чаевничать. Причем, расположились рядом друг с дружкой так, чтобы видеть детей. — Где находится клиника, куда вы едете?

— В Берлине, называется клиника Шарите, это всемирно известная больница, — начал рассказывать Гена. — Там много хороших отделений, и травматологическое тоже на высоте. Я много куда отправлял снимки Ди и выписки из истории ее лечения. Они сразу предложили операцию. Предупредили, что затягивать нельзя, так как Ди растет, и с каждым годом нагрузка на ноги и позвоночник тоже возрастает. Но я долго не был готов к длительной поездке в Германию ни по деньгам, ни морально. Надеялся, что получится вылечить ее здесь, у нас. К сожалению, я оказался неправ.

— Много нужно денег? — шепотом спросила Лиза, смущаясь.

Он насмешливо посмотрел на нее. Потом сказал тихо и решительно, впрочем, очень мягким тоном:

— Не смей, слышишь? Не смей даже предлагать. Я не возьму у тебя деньги. И у твоей мамы не возьму.

— Но ведь это для Дианы… — немного растерянно пробормотала Лиза. Как? Как, Холмс? У нее все до такой степени на лице написано?

— И для Дианы не возьму, — категорически отказался он. — Даже не спорь. Ты и так очень многое делаешь для моей дочери, дав согласие забрать ее куколок. Она сказала, что может доверить выращивание будущих бабочек только тебе. Нравишься ты ей. Ты будешь устраиваться на работу? — перевел он разговор на другую тему.

— Конечно, буду, — вздохнула она. — Жизнь же продолжается. Наверное, опять пойду в свой МФЦ работать. У них есть вакансии.

— Тяжело там?

— С людьми всегда тяжело. Они же разные попадаются. Зато платят хорошо.

— Почему не хочешь попробовать где-то в другом месте? Где бы и платили, и работа нравилась?

Теперь пришел ее черед выразительно на него смотреть.

— Гена, мне почти тридцать шесть. Думаешь, все дороги передо мной