укрой от недобрых мыслей и скверных дел. Пречистая Дева Луна, не оставь нас светом Твоим в ночи, чтобы даже в кромешном сердце тьмы все мы видели путь…

После «Миротворца» и «Блаженны щедрые» дело пошло ещё лучше. Уверенно и без единой заминки Услада проговорила первые три песни «Благочестивых Поучений». Чернянка задумчиво колыхалась в такт её словам, а Венсель слушал с улыбкой и иногда кивал. Но, добравшись до «Благодарения Оку, с небес смотрящему», Услада поняла, что он откровенно потешается над её стараниями, а сам не перестаёт ласково поглаживать её пониже спины.

— Ну знаешь! — воскликнула княжна, изо всех сил отпихивая его от себя. Венсель неловко пошатнулся и оказался за пределами защитного круга. Чернянка радостно обвила его ноги выше колен. Он тут же сотворил вокруг себя ладонями странный охранный знак и сказал: «Каньо**». Горница озарилась ярким светом, а заросли чернянки истлели и рассыпались в лёгкую серую пыль.

— То есть ты с самого начала так мог? Ну, ты… Да ты…

Не найдя больше слов, чтобы вполне выразить своё возмущение, Услада топнула на него ногой, а потом гордо удалилась в спальную горницу и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Примечания:

* Побежал по своей стёжке - лесное выражение, означающее, что человек увлёкся своим делом настолько, что ничего не видит и не слышит вокруг.

** Каньо - руна огня, символ рассеянной тьмы, зажженного факела, правильного пути, дороги к свету.

Ловушка для Горностая

Услада долго ворочалась в постели и не могла уснуть. Казалось бы, располагайся да отдыхай в своё удовольствие: никто не храпит под боком, не толкается, не тянет одеяло на себя… Но сон не шёл, только лезли в голову всякие мысли. О том, что ночь нынче тёплая, и в батюшкином зверинце, верно, уже запел ухокрыл. Что она сама, как ни странно, скучает по Стине, своей строгой, но заботливой няньке. Что Краса, может, разбила зеркало совсем случайно, и нет никаких причин думать, будто с ней приключилась беда. А может, и наоборот, кто-то раскусил подмену, и теперь озорную оборотницу ждёт разбирательство и строгий суд, а её саму уже ищут и никак не могут найти. Или не ищут? Может, никто ничего и не заметил? С горечью Услада отвечала сама себе: было б кому замечать.

Кто она для всех тех людей, что окружали её день за днём? Нарядная кукла, для которой убирают горницу, стирают одежды, ставят на стол еду и кланяются, не поднимая глаз. Отец? Да много ли он знает о ней? Кто она для него? Дорогая вещица, спрятанная до времени в тереме. Князь ласково кивает ей при встречах, часто присылает подарки… Но ни разу он не зашёл к ней просто поговорить, не спросил, о чём она думает и мечтает. В самом деле, о чём можно беседовать, скажем, с чашей на поставце? Братья? Милош прежде всегда был к ней добр, но теперь у него уже своя жизнь: дела, семья. Есть ли у наследного княжича время думать о маленькой глупой сестрёнке? После бала в Дожинки они больше не виделись ни разу, и все письма, привезённые из Городца, предназначались отцу, для Услады же Милош не прислал даже самой коротенькой записки. А с Благом княжна и вовсе никогда не была дружна. Вот разве что смотритель зверинца Ельмень, да старая Стина знают её настоящую. Но заметят ли перемены? Встревожатся ли? Ельмень просто решит, что княжне наскучили звери, вот она и перестала приходить кормить ухокрыла. А Стина… Ах, не всё ль ей равно, кому плести косы и шнуровать нарукавья? Лишь бы послушна была. Подумав так, Услада аж пустила слезу от жалости к самой себе: никто-то на белом свете её не любит! А тут ещё и этот Венсель со своими глупыми выходками…

Стоило Усладе, наконец, провалиться в спасительный сон, чья-то рука настойчиво принялась трясти её за плечо. Она открыла глаза — и с удивлением увидела, что за окошком уже занимается заря. Будил её Венсель.

— Что случилось? — хмуро поинтересовалась Услада, натягивая одеяло до подбородка.

Венсель радостно улыбнулся в ответ:

— Случилось утро. Вставай, нам пора выходить.

— Куда?

— Как куда? В Ольховец. Ты же сама сказала, что хочешь увидеть Красу и убедиться, что с ней всё в порядке. Знаешь, ты такая смешная, когда сердишься…

— Вовсе я не сержусь, — заявила Услада весьма раздражённо. А потом подумала: княжьей дочери не пристало вести себя так, чтобы над ней смеялись. И потому, взяв себя в руки, спросила уже спокойно и ровно:

— Ещё вчера ты не счёл это моё желание важным. Что изменилось за ночь?

Венсель сразу перестал сверкать дурацкой улыбкой.

— Понимаешь, то, что произошло ночью… Сама по себе чернянка не опасна, но её быстрый рост указывает на обрыв и рассеивание довольно мощного потока силы. Кто-то нарочно уничтожил связное заклятье, причём сделал это крайне грубо и неумело. Мы увидели только отражение, как бы эхо того выброса беспорядочной силы, который произошёл на другом конце связного канала. Мне следует отправиться туда и увидеть всё своими глазами.

— А я уж было поверила, что кто-то начал думать не только о себе, — вздохнула Услада. — Но ладно. Я поняла и готова ехать. Только выйди, пожалуйста, позволь мне одеться.

— Стесняешься собственного мужа? — нахально усмехнулся Венсель, усаживаясь на пол перед кроватью. — И потом, почему ехать? Мы идём пешком. У меня только одна лошадь, и мучить её я не намерен.

Услада вдохнула, выдохнула, в мыслях сосчитала до десяти, а потом заявила:

— Тогда я не иду. У меня нет подходящей для пешего путешествия одежды.

— Разве? Найдём что-нибудь в сундуке у Красы. Или если хочешь, могу поделиться с тобой своей одеждой. Хотя — нет, ничего не выйдет. Ты слишком маленькая и толстая.

— Ничего подобного! — вскричала Услада возмущённо и, выскочив из постели, запустила в Венселя подушкой. Он поймал и тут же отправил «снаряд» обратно. Усладу едва не смело с ног. Покраснев, как варёный рак, она схватила подушку за угол и, грозно размахивая ею, кинулась на своего обидчика. От первого удара Венсель сумел уклониться,