– Мы за рулём, – поспешно откликнулась я. – Мы будем кофе. Борь, закажи нам по чашке капучино.

– А я возьму себе пивка, – решила Светлана. – И рыбки солёной. Угощаете?

– Само собой, – с готовностью откликнулся Борис, поправляясь к барной стойке и на ходу вынимая из потайного кармашка кредитные карты.

– Кредитки принимаете? – поинтересовался мой друг у сурового кавказского мужчины, тоскующего за прилавком.

– А как же, – хмуро откликнулся тот. – Что заказывать будем?

В ожидании Бориса я выложила на стол блокнот и ручку и с интересом посмотрела на сидящую напротив меня женщину. Она восприняла этот взгляд как сигнал к началу беседы и, закурив сигарету, неспешно проговорила:

– Про Нину я вам ничего сказать не могу. Она как уехала к дочери в Москву, так больше и не приезжала.

– Когда же она уехала к дочери? – удивилась я.

Насколько я знала из рассказа адвоката Грачёва, мать Эммы на момент их знакомства жила в Рязани. Либо Светлана что-то путает, либо костюмерша Глаголева наврала лучшей подруге.

– А как продала квартиру, так сразу и уехала, – выпуская из ноздрей дым, ответила собеседница. – Сказала, что Эмма теперь в институте учится, за ней присматривать нужно, а то девочка молодая, мало ли что.

– Своего московского адреса вам Нина не оставила? – подал голос подоспевший Борис, расставляя на столе чашки с кофе, кружку с пивом и очищенную воблу на блюдце.

– Не-а, не оставила, – с удовольствием глотнув пива, проговорила свидетельница, посасывая кусочек рыбки. – Я даже удивилась. Но, – хитро прищурилась она, – я знаю, в чём тут дело. Перед самым отъездом к Нине мужчина из Москвы приезжал. Голос у него густой, как у оперного певца. Он сначала вокруг Нинки увивался, а как увидел меня – голову потерял. Думаю, Глаголева из-за него на меня обиделась, потому ничего и не сказала. Она такая чувствительная, всё близко к сердцу принимает. Когда мужик её, Василий, с учительницей Эмкиной закрутил, Нинка даже слушать его оправданий не стала, выгнала из дома. Да ещё нажаловалась директору школы, и учительнице всыпали по первое число. Мой Рома в том же классе учился, они с Эммой одногодки, так сын рассказывал, что их Людмила Викторовна на пять кило похудела, так из-за этой истории переживала. Даже к Нинке бегала извиняться. Пришла и говорит: «Простите меня, Нина Юрьевна, бес попутал. Не нужен мне Василий, пусть с вами живёт». А Нинка ни в какую – развод, и точка. Вот как обиделась.

Из сумбурного рассказа бывшей актрисы я вынесла два новых факта: узнала отчество нашей Эммы – Васильевна. И, кроме того, было похоже, что собеседница знает год её рождения.

– Какого года рождения ваш сын? – поинтересовалась я, приготовившись делать пометки.

– Мой Ромка-то? Семьдесят третьего, – охотно откликнулась Светлана. – И Нинкина Эмма семьдесят третьего. Девчонка была забавная – это что-то! Она у нас в театре с малолетства детские роли играла, я думала – артисткой будет. А Эмма пошла по научной части. Наверное, сейчас книжки умные пишет. А я вот, видите, театр бросила и на рынке торгую.

Я решила, что настал подходящий момент для того, чтобы проверить мою гипотезу насчёт Исаевой.

– Скажите, вы не помните, ваша подруга Нина Глаголева после своего отъезда ребёнка в Рязань не привозила? Может, появлялась на улицах с коляской или с малышом? – поинтересовалась я.

– Ребёнка? – удивилась Светлана. – Не привозила, это точно. Я бы знала, обязательно люди рассказали бы. Я всегда на виду, с утра до вечера общаюсь с друзьями и знакомыми – никто из них про ребёнка не упоминал.

– Значит, не знаете, где найти Глаголевых, – подвёл итог беседы Борис.

– Не знаю, – с облегчением подтвердила Светлана, опуская на стол пустую кружку.

– Скажите, где у вас паспортный стол? – внезапно осенило меня.

– Да здесь, рядышком. За угол свернёте и всё время прямо. Второй дом направо, там увидите. Вы что, уже поехали, что ли? – встрепенулась женщина, заметив, что я убираю блокнот в сумку. – А пива мне больше не возьмёте?

Борис обречённо поднялся и направился к стойке, за которой по-прежнему стоял хмурый кавказец. Торопливо попрощавшись со Светланой, я пошла к выходу. На улице подождала, пока приятель рассчитается за пиво. Как только он показался на пороге кафе, я расстроенно шмыгнула носом и тяжело вздохнула:

– У меня такое ощущение, что сегодня не мой день.

– Да брось ты, Агата, сейчас выясним, куда переехали Глаголевы, – с мажорными нотками в голосе успокоил меня кудрявый друг. – Паспортный стол – это такая организация, где всё обо всех знают. Прогуляемся пешком, а то ты у меня совсем раскисла.

– Давай, – ответила я без особой охоты и потащилась следом за Устиновичем-младшим.

Борис свернул за угол и двинулся вдоль улицы, отсчитывая дома.

– Надеюсь ты поняла, что мужчина из Москвы, который приезжал к Нине Глаголевой, – старый проныра адвокат Грачёв, который успел окрутить и Нину Юрьевну, и её подругу Светлану, – заметил Борис. – И в то же самое время напропалую кокетничал с Кирой Ивановной.

– Конечно, поняла. Не глупее некоторых, – сердито фыркнула я.

– Да ладно тебе расстраиваться! – не унимался приятель. – Зато теперь мы знаем отчество Эммы и год её рождения. Пока не поздно, позвоню Лёне, продиктую ему данные на Глаголеву. Пусть отправит во все женские колонии адвокатские запросы, не у них ли отбывала наказание с девяносто первого года наша Эмма Васильевна.

Джуниор вытащил из кармана мобильник и принялся звонить старшему брату. Успокоился он только тогда, когда Леонид снял трубку и пообещал, что прямо сейчас бросит все свои дела и отправит по факсу запросы по адресам женских колоний, имеющихся в базе.

– И на том спасибо, – попыталась улыбнуться я.

Чего уж там скрывать, мне было приятно, что моими проблемами занимается Леонид Устинович, и я немного повеселела. Паспортный стол находился через два квартала от рынка. Как это ни странно, народу в приёмной не было. Паспортистка вскинула на нас скучающий взгляд, внимательно изучила удостоверение Бориса и ввела в базу запрос на предмет нового адреса Глаголевой Нины Юрьевны. Из принтера выползла распечатка, через секунду перекочевавшая в руки Бориса.

– Москва, Кривоколенный переулок, дом пять, – глядя на компьютерный текст округлившимися от изумления глазами, прочитал он.

– Не везёт так не везёт, – махнула я рукой, разворачиваясь к выходу.

– Одну минуточку, – возмутился Борис, заглядывая в окошко паспортистки. Его вера во всемогущество государственных структур была подорвана, и он не собирался оставлять это безнаказанным. – Девушка, объясните нам, пожалуйста, как могло получиться, что человек выбыл по адресу, по которому испокон веков расположена адвокатская контора?

– А мне откуда знать? – в свою очередь, повысила голос паспортистка. – Люди выписываются, называют адрес новой регистрации, с их слов я фиксирую название улицы и номер дома в документах. Или вы думаете, что я должна ездить по всей стране, проверять достоверность адресов?