– Отличный повод для задержания, – усмехнулась я.

– А ты возьми и докажи следователю, что Мызин не совершал убийство, – дразнил меня Боря. – Пусть он поверит, что кое у кого были более серьёзные причины ненавидеть декана. Мызину же не надо мстить за мать?

– Откуда я знаю? – растерялась я, поставленная в тупик неожиданным вопросом. – Может, и надо. Может, Мона Роз и есть Эмма Глаголева. Получу список колоний, по которым чёсом прошёлся великий и ужасный Бажен Соло. Если к тому времени подоспеет адрес заведения, где отбывала наказание Эмма Васильевна Глаголева, тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения, тогда и смогу с большой долей уверенности сказать, является ли Эмма Моной. Только мне дед ни за что не покажет ответ Артура Зиновьевича, пока я не схожу в архив.

– Так в чём же дело? – сделал удивлённое лицо Борис, как будто не понимал, что теперь я без него не могу и шагу ступить.

– Как же я туда пойду, если у меня нет адвокатского удостоверения? – чуть не плача закричала я. И тут же просительно добавила: – Борь, пойдём со мной, а?

– Ты что, Агата, завтра в суде бракоразводное дело Хомяковых, – испугался приятель. – Я к нему полгода готовился.

– А ещё друг называется, – надулась я и больше с Борисом не разговаривала.

Когда приехали в Кривоколенный переулок, я вдруг вспомнила, что осталась без прав. И как я теперь до дома доеду? Первый же гаишник мигом вычислит меня среди потока водителей с правами, махнёт палкой, требуя прижаться к обочине, а мне и откупиться нечем. Пришлось проглотить обиду и умолять приятеля бросить «Форд» на стоянке, сесть за руль «Мини-Купера» и довезти меня до дачи.

– И как же я обратно доберусь? – набивал себе цену Борис.

– Зачем тебе куда-то выбираться? – соловьём заливалась я. – Заночуешь у нас. Дед и бабушка будут рады.

– А ты? – тихо спросил кудрявый друг, и так посмотрел мне в глаза, что сделалось стыдно.

– И я буду рада, – соврала я и побежала заводить «Мини-Купер».

Весь вечер дед названивал знакомым, и результатом этих звонков стали новые права, забрать которые следовало завтра во второй половине дня. А вот с адвокатским удостоверением вышла заминка – надо было подождать до послезавтра.

– Ну и хорошо, вместе поедем на развод Хомяковых, потом я подкину тебя в ГИБДД, – видя моё расстроенное лицо, пообещал Борис. – Ты не забыла, что вечером меня ждёт отвязная тусовка в общежитии Столичного гуманитарного университета?

– Да помню я, помню. Значит, в архив я не попаду, – принялась ныть я. – И не увижу список колоний, который прислал Артур Зиновьевич.

Я специально жаловалась громко, надеясь, что дед проявит сострадание и поступится принципиальностью во имя дела. Но Владлен Генрихович делал вид, что не имеет к нашему с Борисом разговору никакого отношения, продолжая демонстративно покачиваться в кресле у камина и читать Мольера.

– Да, в архив ты завтра не попадёшь, – согласился приятель. – Зато ты можешь побеседовать с сестрой профессора.

Идея была настолько хороша, что я тут же схватила трубку и принялась набирать номер Ольги Михайловны Черненко.

Родственница покойного профессора согласилась уделить мне время после пяти часов вечера. Всю первую половину дня я провела в Басманном суде, слушая бракоразводное дело, где защитником истца выступал Устинович-младший. Честно говоря, мне понравилось, как Борька защищал интересы обманутого мужа, и я даже подумала, что, доведись мне разводиться, непременно прибегну к услугам приятеля. Сразу после суда отправились за правами. Пообедать мы не успели, поэтому снова ели на ходу пирожки, запивая их чаем из термоса. А к пяти часам вечера я стояла у подъезда покойного декана Черненко и набирала на пульте домофона код профессорской квартиры. Я непроизвольно оглядывалась по сторонам в поисках весёлого жёлтого комочка, скачущего во дворе под присмотром пожилой хозяйки Валерии Дмитриевны. Но Лулу нигде не было видно. Наконец меня впустили, и я поднялась на пятый этаж.

– Раздевайтесь, надевайте тапочки, – командовала родственница профессора, пропуская меня в квартиру. – Проходите в кухню. Ничего там не трогайте – я вещи разбираю. Так о чём вы хотели со мной поговорить?

Я смерила внимательным взглядом полную румяную женщину и про себя пожалела, что у неё надёжное алиби. Хозяйский тон, которым разговаривала эта дама, выдавал в ней лицо, безусловно, заинтересованное в роскошном наследстве. Чем не мотив для убийства?

– Ольга Михайловна, – проговорила я, оглядывая распахнутые кухонные ящики и выставленные на пол кастрюли, – вспомните, пожалуйста, у вашего брата была постоянная женщина?

– Само собой, была, – без особых раздумий согласилась наследница профессора, громыхая чайным сервизом. – Он взрослый мужчина, к тому же окружённый смазливыми студентками.

– Вы её видели, эту женщину?

– Зачем мне? – удивилась собеседница. – Я в жизнь брата особенно не лезла. Наоборот, старалась приходить, когда он в университете, чтобы не смущать Петра. Убиралась и уходила домой.

– А почему вы решили, что у Петра Михайловича бывала любовница? – допытывалась я.

– Вы что, маленькая, не понимаете? – рассердилась Ольга Михайловна. – Есть определённые признаки, которые указывают на то, что в доме побывала женщина. Например, полотенце, испачканное тушью, пятна на простыне, ватные диски со следами губной помады в мусорной корзине.

– Вам попадались похожие невидимки? – вытащила я из сумочки свой козырной туз.

Сестра покойного мельком глянула на мою ладонь, где лежала невидимка Лизы Исаевой, и тут же утратила к ней всякий интерес.

– Встречались. После убийства я вымела из спальни три точно таких же заколки.

Ольга Михайловна закончила греметь посудой и перешла из кухни в комнату. Я двинулась за ней. Окинув взглядом обстановку профессорской гостиной, я отметила её изысканный стиль. Обращали на себя внимание белоснежная кожаная мебель, стенка из массива венге и шикарный ворсистый ковёр, покрывающий весь пол. А также коллекция кинжалов на стене гостиной. На диване лежали раскрытые альбомы, рядом с ними горкой высились фотографии.

– Для некролога искала подходящую карточку, – пояснила Ольга Михайловна, заметив мой любопытный взгляд.

Я взяла в руки верхнюю фотографию, на которой был изображён плотный мужчина с приятным лицом и пронзительными карими глазами.

– Ольга Михайловна, почему ваш брат так и не женился? – поинтересовалась я. – Вон он какой. Интересный, успешный, да ещё и профессор. Даже удивительно.

Польщённая отзывом о брате, сестра покойного скорбно улыбнулась и устало пожала плечами. Тон её сделался приветливее, а глаза добрее.

– Кто ж его знает? Мы с Петей особенно не откровенничали. Я на восемь лет старше. В детстве знаете, как бывает? Хочется поиграть, а заставляют сидеть с братишкой. А когда подросли, и подавно отдалились: у меня свои интересы, у Пети – свои. После школы я уехала на Север и вернулась только в девяносто пятом, на похороны матери. Да так в Москве и осталась. Вышла замуж, развелась. Стала заглядывать к Пете, прибираться – не чужие всё-таки люди.