У Туманова сорвался голос. Сдерживая кашель, он медленно вдохнул, и Виктор увидел, как у него из уголка глаза скатилась слеза – и впиталась в подушку.

Егор молча смотрел на Сигалова и искал хоть какого-то понимания, словно убийца, который всё равно не перестал быть человеком, а значит, тоже имел право на сочувствие. Виктор не считал себя судьей. Он даже не отдавал себе отчета, зачем приехал к Туманову. Когда только ехал, это казалось единственно возможным – посмотреть в глаза, всё высказать, сжечь презрением. Теперь же, глядя на раздавленного Егора, он и сам растерялся.

– Да, – наконец ответил Виктор. – Контент я видел.

– Последние недели я уже не жил, а существовал. Как зомби. Мне это снилось каждую ночь… И снится до сих пор. Каждую ночь всё это возвращается… Недавно я топил на скутере, разогнался лихо, было страшновато… И я вдруг подумал: а что, если сейчас всё закончится? Камешек под колесо – и прощай, мир. Это будет хорошо или плохо? Вот серьезно, я прям так и поставил вопрос: нужно мне бояться смерти, или мне, наоборот, к ней нужно стремиться? Ведь она меня освободит. Потому что взять и уйти от Лаврика нельзя, и в КСБ сдаваться нельзя, и продолжать так жить – невозможно. И, в общем, я ответил себе на тот вопрос. Не стал тормозить. Летел и ждал, когда что-нибудь случится. В итоге так и вышло: случилось. Но у меня даже синяков не осталось, представляешь? Вынесло на газон, а там кусты, и я застрял в них… вот как в своей жизни. Как рыба в сетке. Меня спасатели вытаскивали, сам не вылез бы. Тогда и родилась идея: свидетелей была куча, в больницу на осмотр по-любому отвезут, а там уже по обстоятельствам…

– Обстоятельства сложились неплохо, судя по всему. Сколько врачу платишь? Дорого, наверно? Хотя чего тебе о деньгах волноваться. У тебя их вагон. Честно заработанных, о которых не стыдно рассказать и друзьям, и Комитету. Как ты умудрился влипнуть в такую грязь?

– Да как все влипают… – вздохнул Туманов. – Постепенно, Витя. Постепенно и незаметно. Надоели вечные долги. Случайное знакомство, слово за слово, и вот я уже редактирую нейромедиаторы. Да ладно, электронными наркотиками кто только не занимался. Это почти не грех. Половина наших так подрабатывала, пока «Гипностик» на ноги не встал. Потом возник Лаврик. Зачем, говорит, ты с этой шпаной общаешься, риска много, а денег никаких. Давай, говорит, чего посерьезней попробуешь. Ну, я попробовал… Вначале он самое легкое мне давал. Хотелось вымыться после таких креативов, но всё-таки было терпимо. Дохлые кошки, мухи, какие-то внутренности… Паршиво, да, но зато я свои проблемы решил. Жизнь стала налаживаться. А когда она налаживается, то идти на понижение очень неохота, знаешь ли. Проще понижать свой порог чувствительности. Пока до самого дна не дойдешь.

– И когда ты оказался в больнице якобы с сотрясением мозга, Лаврик потребовал, чтобы ты обеспечил себе замену?

– Да, но я же не знал, что так обернется! – жарко произнес Егор.

– Сам уйти от Лаврика не мог, а у других, стало быть, такая возможность откуда-то появится. Внезапно.

– Он мне никогда не угрожал убийством. Лаврик просто намекал – мол, у него на меня столько материалов накопилось, что дальше наш путь только вместе, разойтись уже не получится. Я думал, у Максимова с Левашовым будет выбор, влезать или не влезать в эту тему. Конечно, я надеялся, что они согласятся… – Егор опустил глаза. – Надеялся, что Лаврик не пожадничает и сумеет их мотивировать как надо. А потом это будет уже их проблема, не моя. Они займут мое место, а я соскочу и буду жить дальше без того ада.

– А тебя не смутило, что он потребовал одного, потом другого, потом третьего?

– Я ему сразу Левашова и Максимова назвал. Через неделю он снова позвонил и сказал, что парни старательные, но им не хватает опыта, а посоветоваться не с кем по понятным причинам. Сказал, что нужен скриптер моего уровня. Не то чтобы начальник для пацанов, а как бы куратор.

– Как бы куратор… – мрачно повторил Виктор и, поднявшись со стула, медленно подошел к окну. – Куратор. Как бы.

– И после этого, извини, у тебя уже не было шансов остаться в стороне. Морфоскриптер не хуже меня – это ты. Все другие хуже, я так считаю. Лаврик много расспрашивал о тебе, и я решил, что он хочет произвести на тебя впечатление. Ну в самом деле: если собираешься вырывать человеку ногти или грозить ножом – не всё ли равно, какая музыка ему нравится? Лаврик интересовался всем, вообще всем, любыми подробностями. Я даже сказал ему, что ты любишь вишневый сок. Это еще с тех времен, помнишь, когда мы водку пить не могли и разбавляли ее чем попало. – Туманов невольно заулыбался. – Потом валялись, как кегли, и Неломайская лежала рядом, но ни у кого не было сил дотянуться. Какие были времена, эх! И куда всё ушло… Мне уже как будто девяносто.

Егор замолчал, кусая губу и болезненно щурясь. Сигалов продолжал стоять и смотреть на парк за окном. Так прошло минут пять, если не больше, пока Туманов не спросил:

– Что собираешься делать? Сообщишь в полицию? Или в Комитет?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Виктор. – Максимова с Левашовым это не воскресит, а тебя я топить не хочу. Сам удивляюсь, но… Нет, не хочу.

– Как ты умудрился вырваться от Лаврика?

– Долгая история. Друзья помогли.

– Вот бы мне таких друзей. И как мне теперь?.. Лаврику всё еще нужен бета-тестер, а вечно симулировать я не смогу. А возвращаться к нему… Я уже знаю, куда ведет эта дорога.

Сигалов задумался, говорить ли о пожаре в подпольной студии. Мертвого Лаврика он не видел, но он и не все комнаты обошел. Ему хотелось ободрить Туманова, но так, чтобы не создавать иллюзий.

– Сам решай, – сказал Виктор и двинулся к выходу. – Между прочим! – спохватился он в дверях. – У вас тут внизу плакатик висит про сенсорную депривацию. Что об этом говорит твой коррумпированный доктор? Рекомендует, нет?

– По работе интересуешься? – смекнул Туманов. – Я это пробовал еще давно и не здесь. Надеялся оптимизировать сознание и стать в два раза гениальней. Не получилось. Первые часы нормально: расслабляешься, галлюцинации забавные. А потом может так накрыть, что не обрадуешься. Ничего нового не происходит, но ты начинаешь верить чувствам сильней, чем разуму. В смысле, ты по-прежнему понимаешь, что лежишь в корыте, но-о… – Егор замялся, перебирая в руках немуль, как четки. – Но это понимание отодвигается куда-то на второй план. Галлюцинации превращаются в основную реальность, с какого-то момента ты уже воспринимаешь их всерьез, ты живешь в этом мире. И я боюсь, что оттуда можно не вернуться. Короче говоря, Витя, забудь об этой хрени. Может, там правда мозги активизируются, но побочных эффектов гораздо больше. Увлекаться не советую, – напутствовал Туманов.

Всю дорогу домой Сигалова разрывали противоречивые чувства. Он точно знал, что сдавать Егора не будет, потому что единственным последствием такого шага окажется тюремный срок для старого знакомого. Счастливей это никого не сделает. Но и прикидываться, что ничего не случилось, Виктор тоже не мог. Оставалось утешаться тем, что кто-то разобрался со студией Лаврика по-своему, хотя вряд ли убийство кучи народа было более нравственным, чем занятие самого Лаврика.