Он был на год старше Джимми и тоже чувствовал себя потерянным в 101-м воздушно-десантном полку. Он играл на бас-гитаре, чтобы помочь себе забыть свою тоску. Услышав однажды звуки гитары, Билли очень удивился. Как две мухи, встретившиеся у сахарницы, ни один из парней не мог поверить, что ему повезло найти кого-то еще, кто мог бы играть на гитаре. Когда Билли сказал, что играет на басу, Джимми чуть не подпрыгнул от радости. Вместе они брали пару усилителей, приглушали громкость, сочиняли риффы и мелодичные зарисовки. Время внезапно начало лететь, тогда как раньше тянулось, как на допросе.

«Мы старались придумывать хорошие риффы, – говорил Билли. – Он наигрывал что-нибудь по-настоящему замечательное, потом я добавлял что-то еще лучше, а он старался переплюнуть меня чем-нибудь новым». Всего через несколько лет, когда они снова встретятся уже в совсем другой жизни, Джимми уговорит Билли помочь ему разобраться в некоторых вопросах.

Их сослуживцы тоже заинтересовались происходящим и захотели присоединиться. Через пару ночей они устроили небольшое шоу для парней из Клубов обслуживания №№ 1 и 2. Джимми, Билли и еще трое скучающих солдат. Затем они организовали более масштабный концерт в – не смейтесь! – Pink Poodle Club. Получилось не очень профессионально, зато очень весело. Джимми рассказывал Билли о группах, в которых он играл дома, и они решили сделать следующий шаг и создать свою собственную группу, King Kasuals: Джимми, Билли и еще один рядовой из Толедо на барабанах, Гэри Фергюсон. Время от времени к ним присоединялся майор Чарльз Вашингтон на саксофоне.

Внезапно King Kasuals стали настоящей группой, состав увеличивался до шести, иногда до семи человек, включая Джимми. Начались регулярные выступления в клубе Del Morocco в Нэшвилле – в 200 милях езды от базы. Джимми пропускал дежурство, чтобы дать концерт, – офицеры адски на него ругались из-за этого.

Но он все равно продолжал ездить в Morocco. Играл на бэке для многих очень крутых котов, таких как Нэппи Браун, Карла Томас, Айронин Борд Сэм, Скул Бой. Когда Билли почти отслужил свои три года, Джимми начал придумывать, как ему уйти из армии: лежал на своей койке, курил и размышлял об этом. Армия «не позволяла мне иметь ничего общего с музыкой», вспоминал он. Это означало, что армия должна была исчезнуть из его жизни.

Спящий с гитарой в своей постели, избегающий компании солдат-фанатиков, которые не могли дождаться, чтобы выйти и начать убивать людей, Джимми чувствовал себя одиноким. Чокнутый ниггер, ему приятнее обнимать эту чертову гитару, чем стрелять из пушки.

Джимми придумал план побега. Уйти в самоволку, просто сбежать, когда уйдет Билли, сменить имя – это же Америка, чувак, имена ни хрена не значат, – стать бродячим гитаристом, выступать по заказу, каждый день в разных городах. А потом понял, что это нереально. Армия в конце концов найдет его и посадит за решетку. Надолго.

Нет, к черту все это. Ему нужен был план получше, что-то более надежное.

Он обнаружил, что армия вышвырнет тебя вон, если ты окажешься педиком. Они вынуждены были это делать, иначе кто-то из парней всадит в тебя пулю. В армии не терпели педиков. Джимми еще немного подумал. Впереди у него было два года службы. Он знал, что не продержится и в конце концов попытается сбежать. В итоге его трахнут в задницу в тюрьме. С таким же успехом он мог бы быть педиком…

Он пошел в госпиталь, сказал, что ему нужно обратиться к психиатру – срочно. И тут же разыграл представление. Сказал, что ему снились липкие сны о его товарищах по койке, что думает, что становится педиком. Доктор посмотрел на него с отвращением, напомнил, что такие мысли – это противозаконно, и велел пойти отдохнуть.

Расстроенный Джимми понял, что ему придется поднять ставки. Неделю за неделей он возвращался назад, требовал показаться армейскому психиатру, говорил, что не может перестать дрочить, думая о своих товарищах по койке. Док странно посмотрел на него, понял, что он лжет, и снова отослал прочь. Отдохни немного, солдатик.

Рискуя всем, Джимми сделал так, чтобы его застали с членом в руке, стоящим над одной из коек. Главному врачу он сказал, что это потому, что теперь он влюблен в одного из своих товарищей. Сказал, что не может есть, спать, просыпается по ночам в поту, с криками и воплями. Даже описал кровать, сходя с ума от вожделения к этому мальчику на соседней койке. Док, ты должен мне помочь, пожалуйста!

Шесть недель такого поведения, и капитан приказал провести полное медицинское обследование. Если не считать заикания в прошлом, Джимми был принят с идеальным здоровьем, когда проходил медосмотр год назад. Теперь, заполняя те же самые бланки, он отмечал галочками все: от болей в груди до бессонницы, гомосексуализма, мастурбации, головокружений, депрессии… Мальчик был в полном дерьме!

Армия наконец сдалась, и Джимми был официально уволен из 101-й воздушно-десантной дивизии в мае 1962 года за «гомосексуальные наклонности». Так было написано в его медицинской карте. Впрочем, он никогда никому об этом не говорил, даже Билли. Объясняя это тем, что он сломал лодыжку во время одного из прыжков и повредил спину: о, стоп, док, так очень больно. А уже через пару недель выступал на концерте Kasuals, и его лодыжка была перевязана бинтом. Это не помешало ему двигаться и зажигать с широкой улыбкой. Джимми ждало великое будущее.

Через три месяца Билли поселился вместе с Джимми в однокомнатной квартире в Кларксдейле, которую Джимми делил со своей новой подружкой Джойс. Когда Джимми ясно дал понять, что не вернется в Сиэтл, Бетти Джин отправила ему по почте обручальное кольцо, которое он подарил ей несколько месяцев назад. Джимми заложил кольцо – вместе с гитарой Бетти Джин – и никогда всерьез не думал жениться снова, хотя было много женщин, которых он клялся любить вечно.

Следующие несколько лет Джимми жил в каком-то подобии сна. Он и Билли разъезжали на сломанном Plymouth 1955 года без задней передачи и давали концерты Kasuals в Morocco и где угодно, где им удавалось договориться.

Джимми быстро усвоил, что ночевать у девушек, с которыми он знакомился на концертах, было гораздо приятнее, чем снимать с Билли какую-нибудь дыру. За Джойс последовала Флоренс, за Верделл – Синтия, Дебра, Лиза, Шина, Мари…

Он практиковался на новой гитаре, вишнево-красном Epiphone Wilshire, каждый час, в который не трахался и не выступал. Музыкальные автоматы, пивные, бильярдные, десятидолларовые бордели, игорные притоны, придорожные таверны. Арканзас, Кентукки, Индиана, Теннесси… Джимми в белой рубашке, черном галстуке, волосы уложены, как у Литтл Ричарда, у-у-у, детка!

Присоединился – на две минуты – к Бобу Фишеру и The Barnesvilles, поиграл с их гитаристом Ларри Ли, хорошим парнем, которого Джимми никогда не забудет. Зажигал на бэке с Ларри для The Marvelettes, кучки черных цыпочек из Мичигана, с хитом № 1 Please Mr Postman. Джимми каждый день под гипнозом наблюдал, как Кертис Мэйфилд – для которого они играли на разогреве – заставляет петь свою волшебную гитару.

На Джимми обратили внимание. Мальчик был яркой вспышкой, иногда даже слишком яркой. Он был хорош в однодневных и краткосрочных турах, играл на бэке для Марион Джеймс, Слима Харпо, Карлы Томас, Соломона Берка и даже Отиса Реддинга в течение недели. Читлинские концерты, наличные, никаких тупых вопросов. Он разъезжал по югу, изучая жизнь по законам Джима Кроу: нельзя есть здесь, нельзя мочиться там, будь начеку, парень, один неверный взгляд на белую женщину – и одним ниггером в автобусе станет меньше.