Мой самый старый друг – Вестриций Спуринна, и я, наверное, никогда еще не проводил время так хорошо, как гостя недавно у него в поместье. Он уже очень стар, но продолжает оставаться для меня образцом достойно прожитой жизни. Я люблю, когда люди планируют свою жизнь аккуратно и размеренно, словно движение звезд. Беспорядок и спешка простительны юному возрасту, но человеку преклонных лет, чьи усилия и амбиции остались в прошлом, безусловно, больше подобает спокойная, правильно организованная жизнь. Так Спуринна и живет, двигаясь, словно Луна по орбите. Утром он остается в постели до второго часа, потом зовет рабов, чтобы принесли его обувь и помогли одеться. Затем он отправляется на трехмильную прогулку. По возвращении один из рабов читает ему вслух какую-нибудь книгу. Если у него гостит кто-то из друзей, он приглашает его присоединиться, и время пролетает в разговорах на самые возвышенные темы. Каких историй о добрых старых днях можно тогда наслушаться! Сколько он расскажет о благородных деяниях и благородных мужах! Но притом он так скромен и деликатен, что ты не воспринимаешь это как лекции, хотя и учишься гораздо большему, чем когда-либо в школе.

Затем у Спуринны по расписанию семимильная поездка верхом, после – еще одна миля пешком. Потом он удаляется в кабинет и там сочиняет лирические стихи самого ученого толка, и греческим и латинским метром. Если повезет, он почитает тебе свои стихотворения – они полны изящества, остроумия и силы. После того как ему доложат, что настало время купанья – обычно в девятом часу зимой и в восьмом летом, – он гуляет обнаженным на солнце, если нет ветра, затем упражняется с мячом – с полной самоотдачей, ибо хорошо понимает, как подобные упражнения помогают выиграть битву с наступающей старостью.

После купанья он ложится и немного отдыхает перед едой. Затем подают обед, причем стол накрывают в простом, но выдержанном стиле. Серебро там старомодное, без излишеств, кушанья подают в безупречной коринфской глиняной посуде. За обедом часто выступают актеры: декламируют комические стихи, которые поддерживают непринужденную атмосферу. Обед затягивается далеко затемно, но время течет незаметно. Наконец хозяин удаляется, никогда не переев и не перепив вина. Благодаря такому образу жизни Спуринна являет собой образец здоровья и благополучия, хотя ему уже почти семьдесят семь. Его слух и зрение безупречны, тело активно, ум живой. Единственное, в чем проявляет себя его возраст, – мудрость. Вот жизнь, к которой все мы должны стремиться после того, как сложим с себя бремя забот и общественных обязанностей.

Это напоминает мне о великом Мании Курии, который нанес поражение самнитам, сабинянам и царю Пирру, а на склоне дней удалился от дел ради простой сельской жизни. Какое достоинство! Когда самниты принесли ему в дар гору золота, он с насмешкой отверг их подношение: «В золоте нет славы, – сказал он, – слава в том, чтобы править над теми, у кого оно есть». Таковы были времена, пока городская жизнь не сковала римский дух цепями порока. Прежде сенаторы жили на фермах. Великий Квинкций Цинциннат шел за плугом, когда ему сообщили, что он избран диктатором.

Неужели в те времена стали бы соболезновать таким старцам, как он, находившим радость в возделывании земли? Я уверен, что нет жизни счастливее, чем жизнь земледельца. Его работа служит благу всего человечества, его жизнь полна сельской прелести, и природа вознаграждает его за труды столь щедро, что ему остается лишь славить богов. Его погреба до краев полны маслом и вином, в его доме пахнет свининой, козлятиной, бараниной, сыром и медом. И это я еще не упомянул об урожае с огорода, о лесных плодах и охотничьей добыче.

Каковы бы ни были источники твоих удовольствий, скромность и самоограничение должны быть превыше всего. Даже литература, – которая, если уж на то пошло, самый подобающий благородному человеку способ потратить время и деньги, – допустима только в умеренных дозах. Какой смысл иметь так много книг, что владельцу жизни не хватит, чтобы прочесть их все до единой? Не лучше ли внимательно прочитать нескольких авторов, чем торопливо перелистать многих? Когда сгорела великая Александрийская библиотека, погибло сорок тысяч книг. И что? Разве хоть что-нибудь изменилось? Такая гигантская библиотека не имеет ничего общего с любовью к учению, – она была просто дорогостоящей прихотью восточного царя, желавшего всем показать, как он якобы любит ученость. Используй книги для учебы, а не для украшения столовой. Какой смысл обзаводиться книжными шкафами из слоновой кости или лимонного дерева и заполнять их сочинениями ораторов и историков, которые никто не станет читать? Иные люди относятся к знаниям, как к золотым безделушкам: приобретают их, чтобы покрасоваться.

Несчастен тот, кто скучает среди излишеств, – человек, чье ленивое довольство лишает его воли к движению, словно лодку в полный штиль. Счастье – жить в гармонии с природой. И уж если природа вечно подкидывает нам всяческие невзгоды и бедствия, надо учиться править кораблем в этих бурных водах. Мы не должны быть игрушками судьбы, но действовать с нею в согласии. Дисциплинируй свои желания. Богатство доставит больше удовольствия тому, кто умеет наслаждаться простотой. Не швыряйся деньгами, чтобы произвести впечатление, – трать лишь на то, от чего есть практическая польза. Покупай еды столько, чтобы не быть голодным; пей, чтобы утолить жажду. Держи свои аппетиты в границах необходимого. Живи подобно древним и не гоняйся за дорогостоящими капризами переменчивой современной моды.

Властвуй над своими желаниями и удовольствиями и подавляй в себе стремление к роскоши и изнеженности. Не презирай бедняков за то, что они бедны, – напротив, учись жить достойно и бережливо. Подлинное богатство скрыто у тебя в душе, и самоконтроль позволяет получить к нему доступ. Судьбу не обмануть, ты не в силах избежать превратностей, которые она тебе посылает. Но бремя тем тяжелее, чем слабее спина, и только те, кто прошел через невзгоды, способны узнать подлинное счастье.

Комментарий

Бóльшая часть дошедших до нас римских текстов написана представителями высших слоев общества. Лишь богатый человек мог позволить себе годы весьма дорогой учебы, которая требовалась для развития риторических и литературных навыков, необходимых для создания безупречных текстов. Неудивительно, что эти люди пользовались большим почетом, особенно потому, что им приписывалась способность править Римом в интересах всех его граждан (см., например: Цицерон. «О государстве», 1.34). Их уважали даже несмотря на то, что позднюю республику раздирала фракционная борьба между конкурирующими аристократами, где каждый стремился упрочить свою славу и власть с помощью завоеваний и государственных должностей. Мы в этой ситуации смотрели бы на своих политиков гораздо более цинично и патернализм сочли бы как минимум высокомерием. У нас нет информации о том, что думали простые римляне о высокоранговых политиках вроде Цицерона, потому что их мнения считались не настолько важными, чтобы сохранять их для потомков. Но то обстоятельство, что многие римские граждане верой и правдой служили в армии, – и в процентном соотношении их доля была больше, чем в любом другом доиндустриальном государстве, – свидетельствует о том, что в целом население разделяло позиции своих политических лидеров. Военная служба предоставляла возможность и прославиться, и обогатиться. Премиальные, которые по окончании кампаний выдавали своим солдатам такие военачальники, как Помпей или Юлий Цезарь, равнялись жалованью за несколько лет.