Водопроводчика я чуть не проворонил. Если б Катя не пнула меня, так бы и сидел в позе лотоса, пока наш оптимальный шанс проезжал бы мимо.

С зеленого я сразу, без миганий и желтого, переключил светофор на красный. Фургон даже не замедлил ход, однако я предполагал подобную возможность, поэтому активизировал фотоаппарат и вспышку на дальнем светофоре.

Водопроводчик остановил машину сразу за перекрестком. Таковы правила: увидел вспышку – стой. Иначе любой полицейский имеет право открыть огонь по твоему автомобилю без предупреждения. А они в последнее время стали очень нервными и фразу «имеет право» в подобной ситуации воспринимают как «обязан».

Я, не торопясь, перешел улицу на свой зеленый, прошагал к водительской двери, дождался, пока опустится скособоченное стекло, и сказал потному усатому мужичку:

– Могу удалить снимок с нарушением, проезд на красный свет. Пять тысяч или маленькая услуга.

Водопроводчик смотрел на меня с ненавистью. Запрошенная сумма была его месячным заработком, и он наверняка не имел таких денег при себе. Потерять права он не мог, его бы сразу уволили. А значит, он оказался полностью в моей власти.

– Чего надо? – грубо спросил он.

– Мою сестру ее шеф забыл на этой стороне, – пожаловался я. – Она состоит при важном человеке. И если она не вернется, ее уволят за нарушение пропускного режима, шеф все равно свою вину не признает.

Стандартная история, все как обычно. За порогом стоят одиннадцать миллионов москвичей и сто восемьдесят миллионов россиян, каждый из которых готов встать в строй взамен выкинутого. И на место водопроводчика тоже тянется очередь.

– Пусть садится, – чуть добрее сказал мой собеседник.

– И меня возьми, хочу убедиться, что не обманешь.

– Тебя – туда и обратно? – уточнил водопроводчик. Я кивнул. – Ладно, забирайтесь.

Я сделал знак Кате, стоящей чуть поодаль. Мы залезли в кабину – вначале я, затем она. Пусть наш водитель думает, что в Химках выйдет только одна пассажирка.

На проходной усталый регулировщик отправил нас к автоматическому шлагбауму – к пропускному пункту с солдатами стояло полтора десятка виповских автомобилей. Их проверят по старинке – а нас просветят вредным излучением.

Впрочем, к моему изумлению, нас даже не облучили.

– Перебои с энергией, – пояснил повеселевший сантехник. – Каждая третья машина проходит без проверки.

Едва мы въехали внутрь, как я открыл на ноуте окно с фотоснимком и на глазах у нашего водителя удалил нарушение из базы данных.

А потом мы вышли из автомобиля – и, кажется, мужик был даже рад тому, что я не остался с ним. Мы оказались в Химках – элитном районе Москвы. Именно здесь решалась судьба города и – во многом – судьба всей страны, хотя Зауралье не всегда было готово выполнять приказы из центра, и, по моему ощущению, до раскола государства оставалось немного.

По периметру Химки стеной окружали высотные дома. Здесь жили солдаты, охрана, обслуживающий персонал – из самых доверенных. А внутри стояли коттеджи, утопленные в садах, больше напоминающих лес.

– Это же морковное дерево! Какое огромное! – восхищенно произнесла Катя, просовывая руку сквозь ажурную решетку ограды. – Ой!

– Током ударило? – сочувственно поинтересовался я. – Здесь не любят чужих глаз, чужих ушей и уж тем более – чужих рук. А морковные деревья вырастают до пятнадцати метров, и потом с них можно срезать мякоть сколь угодно долго. Это в нищих районах морковку выдергивают, едва ботва появляется над землей.

Внутри Садового кольца вообще тянут из земли и жрут все что угодно – едва это «что-то» вылезает из земли или из стен. Травятся часто, конечно. Но работы мало, а людей много…

Прохожие все были хорошо одеты. Я порадовался тому, что Катя постирала мою одежду – иначе я точно выделялся бы на фоне аккуратных аборигенов, как ассенизатор после работы на коктейльной вечеринке.

– Куда мы идем? – поинтересовалась девушка.

– Семнадцатый коттедж, – ответил я небрежно. – Это в глубине Химок. Муниципального транспорта здесь нет – все, кому надо, имеют свои автомобили, а об остальных заботиться не принято, они и так счастливы оттого, что у них есть работа.

Идти было не близко, и пока мы шагали, Катя рассказала о себе. Она работала официанткой на заводе, производящем одежду, слесарный инструмент и другие изделия из пластика. У них трудилось двадцать техников, полторы тысячи программистов и шестеро инженеров, не считая администрации.

– С механиками поговорить хоть можно, – рассуждала она. – А программисты – такое, извини за выражение, быдло! То за попу норовят ухватить, то рассказать о каком-нибудь преобразовании, которое заставляет станок делать вместо шапок гигантские презервативы.

– Я, между прочим, тоже программист, – отметил я холодно.

– Ты – в первую очередь мошенник и лентяй, – легко опровергла мои слова Катя. – А вообще, из полутора тысяч действительно гадких от силы пятьдесят, но из-за них и все остальные кажутся козлами.

– Ты хоть раз видела настоящего козла? – поинтересовался я.

Вопрос был с подвохом. Все домашние животные, кроме выведенных искусственно, передохли еще в первой четверти двадцать первого века. Дикие частично выжили, хотя и их популяцию серьезно проредил целый каскад техногенных катастроф.

– Я сейчас иду рядом с таким, – внезапно обиделась Катя. – Долго мне еще терпеть тебя?

– Пару минут, – ответил я. – Вон там, за клубничной рощей, должен быть наш дом.

Миновав ароматно пахнущие деревья, я оглянулся в поисках серой полоски. Мне нужно было воткнуть розетку, чтобы взломать высокие, сделанные под черное дерево резные ворота.

Но я не учел одного – в Химках поддерживали низкий уровень аномалий, а значит, электричество получали от генераторов. Здесь некуда было подключиться простому программисту-мошеннику.

– И что теперь? – поинтересовалась моя спутница. – Есть план?

На такой случай плана у меня не было. Мы отошли в сторону от дороги, стараясь не прижиматься к высокому забору из белого камня.

– Здесь живет Астахов, помощник президента, – сказал я. – Кроме него десятка два секретарей и референтов. И еще с полсотни человек обслуги, в том числе твоя Снежана. Проникнуть внутрь мы не можем, однако…

И в этот момент на коттедж началось нападение. Пять или шесть воздушных мотоциклов вынырнули с боковой улочки, паря в метре над землей, перед воротами низко просели, а затем взлетели ввысь, один за другим перемахивая над широкими створками.

– Это Костя, друг Снежаны, – сказала Катя.

– Чтоб меня так спасали, – проворчал я.

Изнутри раздались выстрелы, вдалеке завыла сирена – видимо, на территорию Химок байкеры проникли не вполне официально.

– Валим отсюда, – предложил я.