Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Самая счастливая и самая страшная ночь моей жизни казалась вечной, воспоминания о ней навсегда здесь, – тонкая кисть Виктории легла на грудь, – как незаживающий ожог, как шрам…
Его ласковые руки исследовали мое тело сантиметр за сантиметром, раскрывая на нем дотоле неизвестные точки, от прикосновения к которым меня скручивала сладкая мука, прерываемая его поцелуями. Мы занимались любовью, пока силы не иссякли. Крики чаек возвестили о рождении нового дня, и я удовлетворенно откинулась на прохладный шелк, предоставив разгоряченное тело ветерку, веющему с канала.
Рука Гая устало лежала у меня на груди. Я дотронулась до нее, желая немного отдохнуть, и оторопела. Кольцо, то самое странное золотое кольцо, обожгло пальцы льдом. И сердце мгновенно парализовал страх.
Застигнутая врасплох рука, сжатая в кулак, исчезла за спиной приподнявшегося надо мной Гая. На его губах играла зловещая клоунская улыбка. Он навис надо мной, сверля взглядом и хищно оскалив зубы.
И тут же чмокнул меня в нос и громко от души расхохотался:
– Испугалась?!
– Обманщик!
Не в силах сдержать смех, я перевернулась и уселась на Гае верхом, поймала его руку и с опаской дотронулась губами до кольца. И удивилась вновь: кольцо на этот раз было теплым, как и его нежные пальцы, которые требовательно заскользили по губам.
Что заставило меня попросить его об этом? Не знаю. Словно мое тело жаждало более острых ощущений, молило о запретном.
– Можно я сниму его? – И, не дожидаясь согласия, обильно намочив слюной палец, стянула зубами массивное кольцо.
В следующее мгновение я уже лежала на спине, бездыханная, вновь до смерти испуганная, придавленная каменным телом Гая.
Не понимая, что происходит, я беспомощно постанывала, пытаясь освободиться, но его грудь безжалостно выжала воздух из легких, а жадные губы, вцепившись в мои, не давали шанса вздохнуть.
Нарастающий звон в ушах, разбегающиеся круги перед глазами провожали уходящее сознание.
В тот момент, когда я уже прощалась с жизнью, он перестал закрывать мой рот и дал возможность глотнуть воздуху. Слегка приподнялся.
Высвободившись из-под его неподъемного тела, я вскочила. Но головокружение заставило меня присесть на край кровати. Надсадный кашель разрывал легкие, не давая возможности отдышаться.
Немного придя в себя, в недоумении повернулась к лежащему рядом Гаю, но вопрос замер на губах.
Что-то изменилось в нем. Он выглядел по-другому, моложе. Или показалось? Волосы потемнели, черты лица стали мягче и соблазнительнее, губы пухлее. Острый кончик языка призывно скользил по ним, приглашая присоединиться к его плавным движениям.
Но самое главное отличие было в глазах.
Они горели вожделением, темным мерцающим огнем, переливались влажным ониксом, они звали продолжить ласку, они ждали.
«Спускайся к нам. Мы ниже-ниже…»
Подобно завороженному кролику, я наклонилась над его новым, прекрасным лицом. На задворках разума все еще билась беспомощная мысль: «Это не Гай».
Дрожа от возбуждения, с намерением идти в мир боли, я слилась в жадном поцелуе с незнакомым существом, обжигающим антрацитовыми очами, без единого следа уродливой белой пленки.
И это новое нечто стало смертельно желанным для меня. Раз и навсегда. Бредом…
«Бред. Откровенный бред» – такая же мысль билась в голове Марии Фогель, но она не смела перебивать пациентку. Ее рассказ подходил к кульминации, к своеобразному катарсису, очищению. Следом возможна ремиссия.
…В ту ночь я получила приглашение в его персональный ад, оставивший на душе и теле клеймо, непроходящий след от раны, прочерченной ледяным когтем.
Вернувшись, я ищу любую возможность упасть в бездну… Лед и Пламень… Свет и Тьма…
Маша нахмурила брови: рассказ пациентки превратился в бессвязное бормотание. Она уже собиралась прервать его и вызвать дежурную, как Виктория вскочила с дивана. Ее голос задрожал от волнения:
– Умоляю, дослушайте меня! Не надо аминазина. Скоро конец затянувшейся истории, так напугавшей вас и лишившей разума меня.
…Звуком, вернувшим меня из лабиринта страстей, был шум пылесоса в соседней к спальне зале.
Монотонный гул развеял темные иллюзии, страхи, неосуществленные желания, продолжавшие терзать меня в тяжелом забытьи, в которое я погрузилась, обессиленная, обескровленная, полуживая.
В первые мгновения я не могла понять, что происходит, где нахожусь, а когда память услужливо вернулась, с тихим стоном поднялась с давно остывшей постели.
И одиночество ледяными пальцами сжало сердце.
Еще надеясь на чудо, я позвала его по имени. Но лишь безразличная тишина стала мне ответом.
Звук пылесоса в соседней комнате смолк, и в спальню заглянула горничная в белоснежном переднике. Лицо девушки вытянулось и посерело. Бедняга перекрестилась и, продолжая творить молитву, исчезла.
Что происходит?
Я постаралась подняться с кровати, но тело не слушалось, голова плыла.
Сон или явь? Лед или Пламень? Свет или Тьма?
Обрывки кошмара, из которого не хотелось возвращаться, оставили в душе саднящую тоску и желание падать.
Ниже…ниже…
Что напугало прислугу? Где Гай?
Постепенно головокружение утихло, я смогла встать и, шатаясь словно пьяная, сделать несколько шагов.
Осознание реальности не наступало, я продолжала пребывать в полудреме, что исчезла без следа лишь перед зеркалом в ванной комнате. В стекле отразилась изможденная и бледная как смерть незнакомка, покрытая кровоподтеками и ссадинами.
Чтобы не потерять сознание, я схватилась за край раковины, открыла холодную воду и опустила в нее обе руки по локоть. Обжигающий холод вернул рассудок.
Лицо пострадало меньше. Немного распухла верхняя губа, змеиные следы от туши превратили меня в Пьеро, проплакавшего всю ночь напролет. Тело было изувечено сильнее: на ключицах остались багровые ссадины, соски были разодраны до крови и саднили, по животу и спине шли раскаленные полосы от ногтей… или… скорее когтей того существа, которое наслаждалось моей плотью.
И вновь смертельная тоска и боль скрутили в клубок, лишив сил. Я беспомощно опустилась на прохладный мраморный пол ванной и открыла рот в беззвучном истошном крике. Впервые я молила о смерти как об избавлении от муки по ушедшему, исчезнувшему из моей жизни Гаю.
Я знала, чувствовала, что его нет нигде – ни в этом номере, ни в этом городе, ни в этой стране, нигде более в моем мире…
Я превратилась в куклу-болванчика и почти не осознавала, что происходило дальше. Помню, несколько женщин, появившихся в ванной комнате, подняли меня с пола, поспешно одели и вывели из номера.