Только две? – спросил кто-то расслабленно...

Люся тоже заинтересовалась темой. Ее карьера художницы как раз сейчас была под вопросом. Она купила дорогущую коробку пастели еще полгода назад, после одной очень художественной выставки, на которую пригласила ее Лора. Ей вдруг захотелось помазюкать мелками, как в детстве, на специальной шершавой бумаге. Она попробует краски, а потом все скажут, что в этом что-то есть. Необыкновенно-желтенькое. Но коробка так и лежала нетронутой. Люся любовалась на нее иногда и ждала вдохновения. На самом деле сначала она ждала, когда на даче созреют тыквы, чтобы изобразить именно их, но потом как-то было некогда, а тыквы съели.

– И где они теперь? – спросила Люся про картины.

– Не помню. Я не стала их в рамы заключать.

Между всем этим бродил чей-то пацан лет шести... Он уже покушал тортика, что было явно обозначено на испачканной шоколадом мордочке, и с видом неприкаянности, но привычной заброшенности ковырял пальцем позолоту на корешке толстой книги, стоящей в плотном ряду других фолиантов.

– Торт вкусный? – спросила его Люся.

– Я бы сказал, что да, – ответил малыш.

...Скрипач, который пришел со скрипкой, смотрел влюбленными печальными глазами на Лору, Люся была с Лёшей, а Белка ни с кем не была.

После бурной экспрессии Бэлла вошла в противофазу и оплавлялась, как свеча, горячим и податливым воском, только плавно стекала она почему-то на Лёшу, сидящего рядом.

– Попрошу не обнимать моего мужа, дамочка! – не то шутя, не то серьезно сказала Людмила.

Тетя Агнесса зарылась носом в салат. Тетя Агнесса не одобряла.

«А я... никому не нужна», – сказала Белка внезапно и тихо. Встала. Отошла. Отвернулась. «Плачет, наверное», – подумала Люся. «Второй акт. Сцена третья». Она огляделась вокруг – зрителей не было, все разбрелись по углам. «И правда, плачет», – поняла Люся, и сердце ее сжалось. Ей захотелось сказать что-нибудь неожиданное, не к месту, просто так, чтобы вернуть Белку в русло, вывести из этого ее понятного, но от этого не менее дурацкого состояния. Сколько можно себя мучить?! Но она ничего не придумала.

Пора уходить, пока свечи не истаяли совсем.

Тетя Агнесса тоже имела отношение к театру. Некоторое время назад она работала распространителем театральных билетов и, каким-то загадочным образом, была в курсе всех околотеатральных сплетен города. Кто, с кем, как давно, как часто и что им за это было. Сколько килограммов лишнего грима легло на святые лики и сколько сверхдоходов получили лучшие дантисты города. Тетя Агнесса не хотела обо всем об этом даже слышать! Но слышала. Тетя Агнесса не одобряла. Она несла в массы чистое искусство.

Какая жалость, право, что все эти истории не печатают на обратной стороне билетов: это значительно увеличило бы сборы!

Люда и Лёша уже подъезжали к дому, когда у Люды внезапно испортилось настроение. Виноваты были цветы, что стояли в большой вазе на полу у Лоры. Это были чудные алые розы с крупными бутонами на длинных стеблях, утыканных острыми колючками. Они, правда, совершенно ничем не пахли, но у натуры чувствительной могли вызвать приступ аллергии одним лишь своим пафосным видом. Все дело в том, что Люсе, как девушке замужней, цветы в подарок дарились в последний раз на Восьмое марта, да и то они покупали их вместе, эти ужасные тюльпаны, по пути к мамам.

Белка получает цветы в подарок каждый день, но у нее драма. У Люси есть Лёша, но нет цветов. Вот такое противоречие.

Лёша не жадный. Но Лёша не понимает, зачем Люсе «артефакты» его к ней отношения, но все равно, он подарит ей весь мир и вон ту звезду, только когда-нибудь потом. Потом, когда они рассчитаются за кредит. А пока он дарил ей стихи:

«Ты моя сладенькая...

...моя апельсиновая и шоколадненькая».

Когда Лёша выбирал машину, Люся сразу сказала: «А теперь она будет из нас масло жмать!» Надо было выбрать что-нибудь попроще. Но Лёша выбрал, и теперь их «субарик» бодро бегал по узким улицам и «жмал» из них все «масло».

«Моя ты креветочка...» – умасливал Лёша Люсю, чем мог.

Люся не поддавалась.

«Ты лезвие бритвы, ты в сердце кинжал,

Как я еще от тебя не сбежал?!.»

Скупые мужские слезы кристаллизовались в части речи, а Люся начинала подумывать, как устроить так, чтобы соловей пел не бесплатно. Людмила Собольская – хоть и креативный почти директор, а сама слова в рифму складывать не умеет.

Так вот, тогда шли лета последние дни. Тогда было три месяца этому сумасбродному роману и совсем чуть-чуть до постылой зимы, которая явилась незваной. «Милый, ты оставил у меня свои трусики!» И угораздило же ее написать такое!.. Сообщение пришло ему с незнакомого номера, немало озадачив, но каков был ответ!.. Она вовсе не хотела с ним играть, да и как можно было ее не узнать?! Новый мобильник взамен потерянного – еще не повод для такого экстремального спорта, как игра на чувствах втемную.

Маленький городишко, каких обычно много около всякого большого города, – это просто пропасть какая-то! Ни тебе большого концертного зала, ни даже малого, ни одного музыкального театра и уж тем более – ни одной Бэллы. Живые курицы взбивают пыль когтистыми лапами, а под окном третьего(!) этажа гонят коров с пастбища, когда «файв о клок».

...Они, правда, малость повздорили накануне, но это мелочи. Это даже хорошо, что ему понадобилось навестить матушку, а матушке приспичило делать ремонт. И теперь он проторчит здесь неделю, а то и две. В симфоническом ему дали положенный отпуск, а «Декаданс» временно обойдется без партии контрабаса. Стас Свенягин не привык копаться в себе – некогда ему, но теперь у него есть передышка, пауза, и, может быть, он что-нибудь поймет... Отношения с Бэллой так захватили его, закрутили, встревожили...

В первый же унылый августовский вечер на «малой родине», когда он, юный и небескорыстный служитель муз, изрядно попортив свои музыкальные руки какой-то строительной дрянью, имел законный отдых на продавленном диване, его телефон вздрогнул от неожиданной вибрации. Городишко на задворках большого мира был в зоне действия сети, а в нем кому-то очень нужен был Стас Свенягин. Нет, это «вибрировала» не Бэлла: свой сотовый она посеяла пару недель назад, а новый он подарит ей... чуть позже. Обещал.

Бэлла, конечно, вибрировала где-то за сотню километров от него, и от осознания этого что-то вздрагивало в нем незнакомо, сладко и страшно: что-то новое и совершенно неконтролируемое происходило с ним между напряженными репетициями и бесконечными выступлениями вот уже с начала лета – и это... пугало. Нет, это точно не она, и он ей не позвонит. Не сегодня.

Сам Стасик окончательно запутался в сетях у Бэллы, хотя справедливость требует сказать, что не она раскинула ему сети, скорее, ему вздумалось поиграть с красивой и недоступной звездой сцены, ему, который всегда добивается чего хочет, а капризная прима лишь сыграла с ним в поддавки. Зачем?..