Его поцелуй подавлял мою волю, лишал возможности вдохнуть полной грудью, он словно клеймил меня им, опаляя своей страстью сознание. Это безумие! И в то же время — ошеломляюще прекрасно, мне нравится касание его рук, напор его губ и бесцеремонность его языка, от действия которого ноги подгибались. А сердце… О боже, казалось, оно выпрыгнет из груди от восторга. Я всё ещё люблю… Так сильно, что становится страшно. Не перегорело и никогда не перегорит, пора признать сей факт.

— Я устал бороться… — это первые его слова, когда он оторвался от моих губ. — И не собираюсь больше. — Он отступает и, хватаясь руками за полотенце, срывает его с меня. Этот жест меня отрезвил.

Да какого я ему позволяю всё это?! Бороться он устал… С ума он сходил по мне, да ну нафиг! Отскакиваю и, схватив с лавки халат, быстро натягиваю на себя, хватит с него стриптиза. Иван продолжает следить за мной обезумевшим взглядом и делает плавный шаг ко мне, словно хищник, готовясь к броску.

— Даже думать не смей, — выставила я руки вперёд, он замер, словно наткнутся на невидимую преграду. — Значит, говоришь, что двенадцать лет назад запал на меня. — Теперь он молчит, только взгляд у него изменился, безумный блеск пропал, вместо него появился арктический холод. — Ваня, не нужно меня оскорблять ложью, если бы ты чувствовал ко мне хоть капельку тепла, то не поступал бы так жестоко.

— Я делал всё это только для твоего блага, — начал он безжизненным голосом, проведя нервно пятернёй по волосам. — Лучшим вариантом была для тебя ненависть ко мне, а не любовь. Поверь, я недостоин был твоей любви, твои чувства чисты, а мои… — он замолчал.

А сейчас, значит, достоин? Оригинально…

— А может быть, я сама должна была решать, чего ты достоин, а чего нет? Кто тебе дал право решать за двоих?!

— Мира, мать твою! — взорвался он. — Ты меня что, не слышала? Тебе было всего четырнадцать лет, а я уже хотел тебя как женщину. Это извращённые чувства, грязные, ты достойна была лучшего. Ты же была моей маленькой девочкой, которую я поклялся защищать и оберегать от всего на свете. Только судьба распорядилась иначе: я представлял для тебя опасность. Услышь меня — опасность!!! — прокричал он последнее слово.

— Маму не трогай! — одёрнула его, вот терпеть не могу, когда такое говорят. — Ты мог бы подождать, когда я вырасту, а не кувыркаться с другими девушками. Понимаешь? Ведь… — мой голос предательски дрогнул, — когда любишь по-настоящему, другой человек не нужен, ты просто не сможешь ни с кем. А ты мог, ещё как зажигал… Так что ты ничего не испытывал ко мне помимо вожделения. Да бог с этим! Я бы даже попыталась понять твои похождения, пусть не сразу… Но ответь, почему ты только сейчас говоришь о своих якобы чувствах, или хотел оторваться перед свадьбой на всю катушку, поэтому и тянул?

— У меня были веские причины не приближаться к тебе раньше. И у меня давно не было женщин других, о-очень давно. Потому что ты права: другие мне стали не нужны…

Да ладно! Насколько мне не изменяет память, ещё как нужны! Ну всё, сам напросился!

— И уж извини, я не верю тебе, — театрально развела я руками, а саму просто взбесило его лицемерие. Он что, за дуру меня держит?

— Веришь или нет, это ничего уже не изменит, я не отступлюсь.

— Раз у нас сегодня вечер откровений, я тоже открою тебе свою грязную тайну. Двенадцать лет назад я собиралась тебя разыграть, спряталась в шкаф, и тут нежданчик: ты ввалился со своей Танюшей, и, пока я пыталась оправиться от шока, вы перешли к горяченькому. — Иван побледнел, когда осознал, что я была свидетелем его рандеву. — Не переживай, я закрыла глаза, но всё отчётливо слышала. Особенно мне было больно слышать, как ты меня проклинал потом. Неужели ты думаешь, что после всего этого я смогу поверить в твои якобы чувства? Кстати, счёт у нас сравнялся, раз мы друг друга подловили при пикантных обстоятельствах: два-два. — Я пыталась шутить, но сердце вновь начало кровоточить при воспоминании того дня.

— Боже… — со стоном произнёс он, и его лицо исказила гримаса боли, — нет…нет! Котёнок, мне так…жаль. — Протянул он руку, но я посмотрела на него, не скрывая презрения — не верю в его искренность, разведчики и не такое могут изобразить. Он замер, так и не дотронувшись до меня.

— Мне тоже, Вань…тоже. Потому что я любила тебя, даже после этого. Сердце… — постучала рукой по груди в области истерзанного страданиями сердечка, — всегда билось только для тебя. Я даже помыслить не могла о другом мужчине, потому что ты был центром моей вселенной.

— Я не тебя проклинал тогда, а себя. Потому что понял, что ничего не помогает заглушить мои чувства к тебе, с каждым разом было ещё хуже. Девочка, ты тоже центр моей вселенной, и моё сердце всегда билось… бьётся только для тебя.

— Если ты говоришь правду, то ты упал в моих глазах ещё больше. Потому что… — голос мой дрогнул, я подняла глаза к небу, пытаясь справиться с предательски выступившими слезами на глазах. Вдох-выдох, ещё один раз…ещё, успокоилась. Перевожу на него взгляд. — Ты… — пауза, — заставил меня ненавидеть себя, презирать, считать жалкой. Я же думала, что моя любовь душит тебя, боролась с ней. Но позавчера ты перешёл грань, заставил меня почувствовать себя женщиной, что вклинилась в чужую семью. Ты же знал, что это для меня табу! Что я тебе сделала? Зачем меня нужно было мешать с грязью? А знаешь, ты и правда извращенец, ведь, когда любят, не заставляют так страдать. Ты мог в любой момент прекратить мою агонию! — прокричала я срывающимся от боли голосом. И уже тихо. — Но нет, ты наслаждался моей болью.

— Неправда, я люб… — вновь протянул ко мне руку, желая прикоснуться к моей влажной от слёз щеке.

— Не смей прикасаться ко мне, ты мне отвратителен! — заорала я на него. — И слово это произносить не смей, оно не для такой мрази, как ты! — Била его наотмашь словами, ничего, переживёт. — Я никогда тебя не прощу, слышишь, ни-ког-да! Я любила тебя, всем сердцем. Господи… — схватилась я за голову, всхлипнув. — Но почему именно ты, бездушная скотина!

— Котёнок… — прикосновение его горячей руки, и я отскочила, словно обожглась.

— Ещё раз прикоснёшься — убью! — процедила сквозь зубы, пытаясь, справиться с нахлынувшей яростью. — В общем так, Малиновский, — чеканю каждое слово, словно и не было истерики, — по работе всё, как и планировал. Но вздумаешь ко мне руки протянуть без необходимости — пожалеешь. Можешь радоваться, ты, наконец, достиг цели: рядом с тобой моё сердце молчит — там образовалась пустота, но и нет места для тебя. Ты для меня сейчас умер. — Иван дёрнулся, как от удара, плевать. И чуть слышно добавила: — Урод!

Развернулась и ушла, даже напоследок не взглянув на него. Только через час, когда эмоции улеглись, поняла, что перегнула палку, в чём-то он был прав: я была девочкой, когда он захотел меня. Возможно, была и веская причина, почему не сказал, с его работой это и не удивительно. Но мог и намекнуть, да хоть через Лютова, я бы ждала сколько нужно. А он… Да уже и неважно. Но обязательно извинюсь завтра, что оскорбила его. Ведь так неправильно с людьми разговаривать, пусть даже они и виноваты. Но это ничего не изменит, его к себе я на пушечный выстрел не подпущу. Перестала ли я его любить? Разумеется, нет, эти чувства как свет не выключить. Но всё сделаю, чтобы это случилось. От таких, как Иван, нужно держаться как можно дальше, от них только одни проблемы и непрекращающаяся боль в груди. А я устала, хватит с меня этого дерьма, хватит…