А ему перед тем, как устроиться на работу по прошествии испытательного срока, явился… Ангел. Рассказывает: «Надо было переходить дорогу, светофор не работал, я пошел на свой страх и риск, грузовик виднелся далеко, а тут, как вырос передо мной, не знаю, все быстро случилось. Я встал как вкопанный на разделительной полосе, пропустил грузовик, все, как положено, проехала кабина, потом кузов, хотел было сделать шаг, но тут голос справа такой… такой небесный… уверенный говорит: «Постой еще минуту». Я стою, а там прицеп здоровенный, сделай я полшага, меня бы размазало. Посмотрел справа, никого нету. Я потом долго прокручивал эти слова, на безлюдном перекрестке никого не было, такое под силу только жителю Неба. Я с тех пор Его за каждый прожитый день благодарю»…

«…Любите врагов ваших».

(Мф. 5:44)

Анна родилась в Севастополе в семье красного комиссара и воспитывалась, как и положено, в революционном духе. Всегда на первом месте был папа со своим мнением, важным видом, ответственной работой. О своей супруге он как-то обмолвился: «Моя Евдокия, как и вся родня ее, так, никто и звать никак»… Чуть позже любопытная Анечка узнала, что ее мама происходила из семьи тех, кого раньше называли богомазами. Дедушка с бабушкой и вся их родня расписывали церкви. Как-то, проходя мимо храма, она увидела настенную икону и подумала, что ее вполне мог написать дед. «Интересно, – размышляла она, – а как он мог нарисовать портрет святого, которого никогда не видел. Наверное, со своей фотографии». Она запомнила этот взгляд, показавшийся ей тогда знакомым.

Анна росла очень строгой и ответственной, к тому же училась только на «отлично».

За личные успехи и пролетарское происхождение она в числе других восемнадцати советских девушек была отобрана стенографисткой на Ялтинскую конференцию, которая происходила в 1945 году.

Из воспоминаний: – Нам выдали белые блузки и серые юбки. На юбке нашиты специальные петлицы для карандашей. Каждой стенографистке выдали по восемь-десять остро заточенных карандашей. Перед началом конференции всех тщательно осмотрели в специальной комнате, заглядывали даже в белье. У меня была прическа, и мне приказали снять все заколки, оставили только гребешок. На конференции через каждые три часа был перерыв. Стенографировали по очереди. Когда я уходила, отработав свое время, меня опять осматривали, проверяли, не взяла ли с собой какой-нибудь бумажки. Но мы бы и так не взяли, мы же подписку о неразглашении государственной тайны давали. В выступающих поразила культура речи, все – и переводчики, и ораторы говорили понятно, правильно расставляли ударения, и записывать за ними не составляло особого труда.

Поразила своим торжеством и встреча первых лиц. Очень пышно зал принимал Черчилля и Рузвельта. А когда появился Сталин, то даже не поняли, откуда он зашел. В отличие от других высоких гостей он вел себя очень скромно и был в простом, не модельном костюме.

Мы все очень ответственно выполняли свою работу. Нас потом сам товарищ Калинин лично поблагодарил и каждой девушке вручил отрез из синей шерсти. Тогда такого ни у кого не было…

С этого времени Анна работала на разных высоких должностях и всегда была ответственна за материальные ценности, порой в большом количестве. Со временем получила высшее образование, и казалось, ее ждет безоблачная жизнь. Но не тут-то было. Вскоре от ран умер брат, военный летчик. А потом Анна вместе с мужем попала в автомобильную аварию, после которой не смогла родить. Спустя какое-то время умер муж. Так всю жизнь ее преследовали беды.

Выйдя на пенсию, она поселилась в Полтавской области, неподалеку от карьеров, вырытых немцами в войну. Мало кто знает, что германцы по железной дороге увозили тонны полтавского чернозема, благодаря которому уже в семидесятых годах им война окупилась в несколько раз. Святая земля, что тут скажешь…

Проходя мимо сельской церкви, Анна снова увидела взгляд «деда», икона точь-в-точь как та, в севастопольском детстве. Тогда ей подумалось, что богомазы по всему свету рисуют («малюют») одно и то же. А наивные необразованные люди им верят. В ту же ночь сгорел ее дом вместе со всеми документами и наградами, самым ценным из которых был подарок Калинина, она так и не сшила ничего из отреза. Очень дорожила подарком. Анна восстановила, что смогла, и уехала в Россию, но и тут по несчастной случайности сгорел только что купленный дом, а как раз в это время распался Советский Союз и собирать справки со всех мест работы, доказывая права на льготы, стало делом длительным и затратным. Когда она осознала ситуацию – ее разбил паралич. Нашлись люди, которые за ней ухаживают и кормят с ложечки, с трудом расшифровывая фразы, и, наверное, не случайно ей повезло с богобоязненными нянечками, ведь ее предки по линии матери, о которых отец сказал коротко: «Никто и звать никак», на протяжении многих поколений расписывали храмы. Анна же его мнение всегда разделяла и даже сейчас на православных сиделок смотрит как на убогих, а они, наоборот, видят в ней образ Божий. Все-таки какое счастье встречать в каждом Христа…

«Мама, уходи! От тебя одни только неприятности!» – в один голос сказали дети, закрывая за матерью массивную железную дверь…

В суде идет слушание дела о лишении родительских прав тридцатисемилетней женщины, матери двоих детей. Процесс необычен тем, что мать производит впечатление благополучного человека: она не пьет, занимает высокооплачиваемую должность. И тем не менее муж, выступая в роли истца, заявил суду: «Она оказывает негативное воздействие на детей». Этого же мнения придерживаются и сами дети…

Девятилетняя Лена и пятнадцатилетний Саша, с трудом вытолкнув мать из квартиры, принялись за уроки. И не дай Бог, если не будет сделано домашнее задание. Уж папа-то спросит по всей строгости.

Такая сцена разыгралась в семье Назаренко. После развода родителей дети остались жить с отцом. Впрочем, все по порядку: любовь, она, как известно, и в Африке любовь. Она сильных делает слабыми, богатых – бедными, а иногда – очень даже наоборот. В общем, по-своему устанавливает мировой порядок. И когда симпатичный и трудолюбивый Геннадий влюбился в свою ровесницу Марину, решение о женитьбе пришло само собой.

День регистрации у Марины с Геннадием стал точкой отсчета в разладе семейной жизни. Порой этот «счетчик» зашкаливало, порой он спешил, порой отставал, а вот на цифре четырнадцать сломался. Здесь, как говорят в суде, у обеих сторон открылись глаза. Марина посмотрела на окружающую ее действительность и поняла, что семья не для нее. Ей нужен самостоятельный мужчина, который бы о ней заботился. Чтобы все было как в кино: нежные ухаживания, страстные объятия…

Геннадий посмотрел на Марину и сказал, что нужно воспитывать детей, дать им хорошее образование, научить премудростям домашнего хозяйства. Одним словом – вывести их в люди. Когда происходил у супругов этот разговор, был вечер, и Геннадий искренне надеялся, что к утру Марина «поумнеет». Но наутро она объявила: «Мне нужно пожить одной». В семье наступила тяжелая пора ссор, обид и оскорблений. Марина забрала детей, уехала к матери и на следующий день подала заявление в суд на взыскание алиментов с супруга. Суд вынес решение в ее пользу. У Геннадия начался тяжелый период жизни. Он честно платил алименты, покупал детям учебники, одежду, обувь, все, что было нужно. Дети приезжали к нему на выходные с полными сумками грязного белья и бесконечно жаловались на маму с бабушкой. А один раз дочь в сердцах выпалила: «Папа, они с бабушкой шептались, как тебя отравить. Тогда и квартира, и машина им достанутся». Геннадий слушал с улыбкой и… не верил. Мало ли что может показаться ребенку? Он не хотел верить в жестокость Марины.