Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В чём дело, Питер, чего надо?
Китинг швырнул бюллетень на стол Франкона и отчеркнул ногтем заметку о Камероне.
— Мне нужен этот человек, — сказал он.
— Какой человек?
— Говард Рорк.
— Что ещё за Рорк? — спросил Франкон.
— Я тебе о нём рассказывал. Проектировщик Камерона.
— А… да, помнится, рассказывал. Ну так иди и приведи его.
— Ты дашь мне полную свободу действий при его найме?
— Какого чёрта? Нанять ещё одного чертёжника — что тут особенного? Кстати, обязательно надо было меня тревожить из-за такого пустяка?
— Он может заартачиться. А мне обязательно надо заполучить его, прежде чем он обратится в другую фирму.
— В самом деле? Значит, по-твоему, он может заартачиться? Ты что, намерен умолять его поступить сюда после работы у Камерона, что, кстати, не Бог весть какая рекомендация для молодого человека?
— Брось, Гай. Сам же понимаешь, что это совсем не так.
— Ну… ну, в общем, если брать аспект чисто технический, но не эстетический, надо признать, что Камерон даёт основательную подготовку и… конечно, в своё время он был значительной фигурой. Более того, я сам когда-то был его лучшим чертёжником. С этой точки зрения за старика Камерона можно замолвить словечко-другое. Действуй. Веди своего Рорка, если он тебе так нужен.
— Да не то чтобы он мне был так уж нужен. Просто он мой старый друг и остался без работы, и я решил, что неплохо было бы ему помочь.
— Делай что хочешь, только ко мне не приставай… Кстати, Питер, согласись, что более очаровательной табакерки ты в жизни не видел.
В тот же вечер Китинг без предупреждения поднялся в комнату Рорка, нервно постучался и вошёл с очень весёлым видом. Рорк сидел на подоконнике и курил.
— Мимо проходил, — сказал Китинг. — Выдался свободный вечерок, и я как раз вспомнил, что ты живёшь тут неподалёку. Дай, думаю, зайду, скажу: «Привет, давно не виделись».
— Я знаю, зачем ты пришёл, — сказал Рорк. — Я согласен. Сколько?
— О чём ты, Говард?
— Ты прекрасно знаешь, о чём я.
— Шестьдесят пять в неделю, — выпалил Китинг. Это был совсем не тот тонкий подход, который он тщательно продумал; но он и представить не мог, что такой подход вовсе не понадобится. — Шестьдесят пять для начала. Но если этого недостаточно, я мог бы…
— Шестьдесят пять меня устраивает.
— Так ты… ты придёшь к нам, Говард?
— Когда приступать?
— Ну… как только сможешь! В понедельник?
— Хорошо.
— Спасибо, Говард!
— Но при одном условии, — сказал Рорк. — Я не буду заниматься проектированием. Никаким. Даже деталей. Никаких небоскрёбов под Людовика Пятнадцатого. Если хочешь, чтобы я у вас работал, избавь меня от эстетики. Определи меня в технический отдел. Посылай на строительные площадки. Ну что, всё ещё хочешь заполучить меня?
— Разумеется. Всё будет так, как ты скажешь. Тебе у нас понравится, вот увидишь. И Франкон тебе понравится. Он ведь и сам начинал у Камерона.
— Уж ему-то не стоит этим похваляться.
— Ну…
— Ладно, не переживай. Этого я ему в лицо не скажу. Вообще ничего никому говорить не стану. Тебе это надо было знать?
— Да нет. За это я не переживаю. Мне вообще такое в голову не приходило.
— Тогда решено. Спокойной ночи! До понедельника.
— Да, но… я особенно не тороплюсь, я ведь, собственно, пришёл тебя проведать и…
— В чём же дело, Питер? Что тебя беспокоит?
— Ничего… Я…
— Ты хочешь знать, почему я так поступаю? — Рорк улыбнулся, без сожаления, но и без энтузиазма. — Так ведь? Я скажу, если тебе интересно. Мне совершенно безразлично, где теперь работать. В городе нет архитектора, у которого мне хотелось бы поработать. Но где-то работать надо, можно и у твоего Франкона, если там согласны на мои условия. Я продаю себя, Питер, я готов вести такую игру — до поры до времени.
— Честное слово, Говард, не надо так смотреть на это. У нас перед тобой откроются безграничные возможности, надо только немножко пообвыкнуть. Хотя бы увидишь, для разнообразия, как выглядит настоящее архитектурное бюро. После Камероновой дыры.
— Об этом, Питер, помолчим. И сейчас, и после!
— Я не собирался критиковать и… я вообще ничего не имел в виду. — Он не мог сообразить, что сказать и какие, собственно, чувства следует испытывать. Это была победа, но какая-то уж очень неубедительная. Но всё же победа, и ему очень хотелось найти в себе хоть какую-то симпатию к Рорку. — Говард, пойдём выпьем. Отметим, так сказать, событие.
— Извини, Питер. Это в мои служебные обязанности не входит.
Китинг шёл сюда, готовый проявить предельную осмотрительность и весь такт, на который только был способен. Он добился цели, которой в глубине души и не рассчитывал добиться. Он понимал, что сейчас не следует рисковать. Нужно молча удалиться. И всё же нечто необъяснимое, не оправданное никакими практическими соображениями подталкивало его. Он не выдержал:
— Ты можешь хоть раз в жизни держаться как человек?
— Как кто?
— Как человек. Просто. Естественно.
— Я так и держусь.
— Ты вообще способен расслабиться?
Рорк улыбнулся — он ведь и так сидит на подоконнике в совершенно расслабленной позе, лениво привалившись спиной к стене, болтая ногами. Даже сигарета висит между пальцев, которые совсем её не удерживают.
— Я не об этом! — взвился Китинг. — Почему ты не можешь пойти и выпить со мной?
— А зачем?
— Неужели обязательно должна быть какая-то цель? Непременно надо всегда быть таким чертовски серьёзным? Ты не способен хоть иногда сделать что-то без всякой причины, как все люди? Ты такой серьёзный, такой старый. Для тебя вечно всё такое важное, великое, каждая минута, даже если ты ни черта не делаешь! Неужели ты не можешь просто отдохнуть, быть не столь значительным?
— Не могу.
— Тебе не надоело быть героем?
— А что во мне героического?
— Ничего. Всё. Не знаю. Дело не в твоих поступках. Дело в том, как чувствуют себя другие в твоём присутствии.
— И как же?
— Неестественно. Напряжённо. Когда я нахожусь рядом с тобой, мне всегда кажется, что я поставлен перед выбором. Или я — или весь остальной мир. Я не желаю такого выбора. Не желаю быть изгоем. Хочу быть со всеми или, по крайней мере, не один. В мире так много простых и приятных вещей. В нём есть не только борьба и самоотречение. А у тебя получается так, будто ничего другого и нет.