В ядре здания располагалась зона безопасности, двери открыты с предательским невниманием. Хойст поднималась по лестнице в невеселом настроении. Наверху, в бельэтаже, расположился контрольный хаб Скотта. «На первый взгляд здесь все в целости и сохранности, — отметила она, — словно ничего не произошло». Проход в бельэтаж был заляпан засохшими пятнами крови прямо под лампами аварийного освещения, бурыми и резко пахнущими. Ее охранники были на каждом углу. В центре расположилась странная троица. В большом кресле — сам U.Ванневар Скотт в расслабленной позе с проколом ствола мозга, конечности расслаблены, лицо — обвинительная маска. За креслом по разные стороны стояли S.Фрейзер Байрут и женщина в робе и накидке Ордена Селекционеров.

— Ванневар, дорогой. Очень неприятно, что нам приходится встречаться снова при таких огорчительных обстоятельствах. — Хойст улыбнулась мужчине в кресле. Его глаза медленно, почти не двигаясь, оглядели ее. — И лично Байрут. Кого еще я имею удовольствие лицезреть? Странная женщина склонила голову.

— U.Доранна Менгель, ваше превосходительство. Здесь по распоряжению обердепартаментсекретаря, мне надлежит быть свидетелем разбирательства и гарантом проведения процедуры в соответствии с лучшими практиками и обычаями просвещения.

Тело в кресле казалось взволнованным. Хойст склонилась ближе.

— Расслабьтесь, Ван. Усилия не помогут. Нервные клетки не восстанавливаются, сами знаете. — Слова были необходимы для поддержания ее имиджа; внутри будто что-то кричало: «Ты глупый несчастный ублюдок! Что, во имя мертвого бога, ты думаешь, делаешь?» — Мы получили распоряжение, и мы выполним его. — Она посмотрела на Байрута. — У вас есть активационный ключ?

Он повернулся и поманил охранника.

Включить это на спине для наблюдателя, — сказал он кратко.

Селекционер повернула голову и спокойно наблюдала. Хойст старалась не обращать на нее внимания. Нечего сторониться. Селекционером свидетельствуется все: информация записывается в буферный файл сенсора и по его распоряжению направляется прямо в распределительную сеть. Любая попытка сокрытия или сострадания разоблачалась.

Охранник ткнул дубинкой в шею Скотту, и лицо мужчины начало обретать некое выражение. Дернулся палец. Сидящий невнятно произнес, сражаясь за обретение контроля над телом:

— Поршия, как ты могла?

— До моего сведения был доведен ряд фактов определенного свойства, — холодно проговорила она, почти не замечая, как Байрут бледнеет за креслом. «Факты, которые нельзя проигнорировать, поскольку имеются записи», добавила она про себя, развивая свою надгробную речь. — Небрежные операции. Нарушение принятых правил в практике и работе с таможней. Потенциальная измена.

— Я никогда не совершал измены.

— Не через комиссионные, — сказала она, проклиная себя за уступку, кажущуюся значительнее перед глазами Селекционера. — Никогда. Риск разоблачения был принят во внимание — и, что более важно, улики припрятаны под коврам. — Она склонилась над ним, кладя тонкую руку на обездвиженное плечо. — Мы не могли игнорировать это.

— Я участвовал в процессе зачистки. — Голос Скотта был бесконечно усталым, подзагрузка вкладыша выпаривала мозжечок, съедала гипоталамус, сохраняя его самого для последующих поколений и славы будущего бога. Без активатора он быстро умрет, а не просто обездвижится. Хотя он и так умрет, когда Селекционер заберет его мозг. — Ты разве не знаешь, Поршия? Я думал, ты… ты…

— Усилитель. — Она сжала пальцы, закипая от злости. Его плечо казалось куском сырого мяса, твердого и коченеющего. Воздух наполнился едким зловонием — если он уже потерял контроль над кишечником, то состояние куда хуже, чем она ожидала. — Свидетель от Селекционеров, требую допуск к его происхождению. Пока не доказана недостоверность инстанционного вектора, считаю, согласно принятому руководству, что фенотип может гарантировать устойчивость и эффективность.

Байрут удивленно заморгал. Селекционер кивнула.

— Ваше требование принято, — отстраненно произнесла она. — Репродуктивная лицензия на рассмотрении. Или вы имели в виду клон?

— Нет, только генную рекомбинацию. — Хойст склонилась еще ниже и посмотрела в глаза U.Ванневара Скотта, вспоминая былые дни, куда более невинные, — оба интерны в штате ubermensch, бессонные ночи, преступно-вольные удовольствия, прежде чем ответственность станет проклятием. Политика. Что, тридцать лет? Тридцать семь? Она едва помнила его тело: любовники так похожи. Ну разве всех упомнишь за жизнь. Скотт… Скотт был историей, много более значимой, чем свидание на одну ночь. — Останется хоть что-то, вспомнить его.

— Ваш запрос рассмотрит Комитет улучшения генома расы, — ответила Селекционер, спокойно поправляя накидку. — Что-нибудь еще?

— Завершение свидетельства. — Хойст не снимала руку с плеча, пока гвардеец завершал государственный переворот, переходя от личностного дерева к бесконтрольной полной дендрической топосъемке. Незрячие глаза закрылись, и почти сразу же из затылка потекла бледная жидкость. Прикосновение мертвой плоти; когда-то она испытывала ненависть… теперь осталось только чувство: пока еще это не ее черед. Она пригладила ему волосы, выпрямилась и перехватила взгляд Георга Байрута. — Забирайте на утилизацию.

Селекционер уже запрашивала просьбу о загрузке в память, отправляя его статус-вектор на глубокое хранение до появления будущего бога

— Что касается остальных, может, также загрузить их всех — будущий бог узнает себя сам. — Она вздохнула — Итак, мы выяснили, где он хранил список своих марионеток?

— Хорошо, Поршия. Это приводит меня к следующему вопросу: как продвигается твой следующий проект?

Хойст откинулась в мягком плюшевом кресле и посмотрела на золотой листок инталии[11]на потолке. Она взяла время на размышление: как-то это все немного напрягало. По правде говоря, она не пользовалась доверием обердепартаментсекретариата, и покровительственный тон U.Блюмляйна вынудил ее занять позицию защиты. Он напоминал ей одного наставника из смутных времен воспитательного дома. Молодого человека, чей темперамент разрывался между откровенной теплотой и вызывающей раздражительностью — напускной, как она выяснила впоследствии, ознакомившись с распоряжениями полиции дома воспитуемых, — чтобы привить младшим навыки преимуществ сдержанной осторожности. Она оказалась хорошей ученицей, возможно даже слишком. Было приятно обнаружить, что дружелюбное общение на уроках имело непосредственное отношение к высшим достижениям клада. Это просто привело к пониманию, что тот, кто нас не убивает, делает нас сильнее, — больше, чем простая банальность.

— Я задал вопрос, — напомнил ей старший.

— Полагаю, основные проблемы под контролем, — уверенно ответила она, поднимая стакан и осторожно пробуя миндальный ликер, стараясь скрыть свои сомнения.

— Основные проблемы, — улыбнулся Блюмляйн. Он протянул стакан, и марионетка поспешила наполнить его. Хойст слегка поерзала в кресле и запустила палец под рукав платья. Ответная улыбка, но никаких чувств, кроме расслабленности.