– А нельзя его прямо в багажнике и сжечь? – спросил Сэм.

– Заманчивое предложение, но можно в процессе взорвать машину. Не то чтобы это стало большой потерей, – добавил Дин. – Давай, чем скорее с этим покончим, тем лучше.

Сэм кивнул, и они принялись за дело. В вони был только один положительный момент: по крайней мере, Сэм окончательно проснулся.

* * *

На полу помещения, бывшего некогда складом велосипедной фабрики Кингстона, стоял на коленях обнаженный Конрад. Здесь не было электричества, причем уже много лет, но это его не беспокоило. Окна были грязные, замызганные, но для его нужд света пропускали достаточно. И потом, электрический свет все еще был для Конрада несколько в новинку. Большую часть своего долгого существования он обходился свечами и лампами. Если мир изменился, это не значит, что ему тоже нужно меняться. Иногда старое лучше нового.

Вот как сейчас, к примеру. На балке перед ним висел поросенок. Он приобрел животное у местного фермера несколько дней назад и держал на привязи в углу склада, соорудив подстилку из опилок и соломы. Он следил, чтобы у поросенка было много еды и воды – важно, чтобы животное оставалось здоровым и сильным, – а при случае даже выводил на короткие прогулки, чтобы поросенок размял ноги. Теперь поросенок висел на конце веревки головой вниз, визжа и извиваясь; его задние ноги были крепко связаны. Конрад не возражал против шума. Напротив, издаваемые поросенком крики были признаком жизненной энергии, а чем больше в нем жизни, тем лучше.

Инструменты, принесенные Конрадом, были простыми: каменные чаша и нож, очень старые и изношенные от частого применения, оба покрытые древними рунами. Ученый-лингвист, вероятно, распознал бы в них сходство со скандинавскими, но эти символы были старше на столетия. Чаша стояла аккурат под визжащим поросенком, а лезвие лежало рядом острием на север. Чаша называлась Жажда, а нож – Голод.

Конрад закрыл глаза, склонил голову и почтительно заговорил. Язык, на котором он говорил, был предшественником древнескандинавского.

– Хель, Фрау Хелле, Мать Тьмы, Хранительница Могил, Королева Нескончаемой Ночи, я молю тебя принять жертву от самого недостойного из слуг твоих.

Эта жертва была не такая сложная, как те, что приносили в старые времена, задолго до рождения Конрада. Тогда целые деревни приносили в жертву свиней и лошадей, готовили мясо в больших земляных печах и кропили кровью животных статуи божеств. Жители деревни ели мясо, пили медовуху и молились, чтобы год выдался удачным и мирным. В некоторых деревнях раз в девять лет проводили blotan – девятидневное жертвенное празднество, во время которого девять существ мужского пола разных видов, включая человека, приносили в жертву, вешая их на ветвях дерева рядом с храмом. Самые преданные деревни приносили в жертву девяносто девять людей – мужчин, женщин и детей, и хотя Конрада восхищала их преданность, немногие деревни были настолько велики, чтобы каждые девять лет жертвовать такой большой частью своего населения.

Он понимал, что выполняет этот ритуал скорее символически, чем буквально, но он служил Хель уже более трехсот лет и знал, что хоть темная богиня и осознает необходимость урезанного жертвоприношения в современном мире, но все же ожидает, что прислужники следуют основам ритуала и проводят его тщательно.

Конрад открыл глаза, взял Голод и коснулся острием девяти жизненных точек собственного тела: гениталий (откуда происходит жизнь), сердца (оно качает кровь), носа, рта и груди над обоими легкими (они обеспечивают дыхание), живота (там переваривается еда), лба (за ним находится мозг) и, наконец, правой руки (она держит оружие и инструменты, чтобы сражаться, охотиться и строить). Удерживая Голод левой рукой, он вырезал на правой ладони одну-единственную руну. Современному человеку символ показался бы большой «Х», но это было слово gebo – «подарок». Конрад подождал, пока кровь не начнет течь как следует, прижал ладонь к боку поросенка, а потом переложил в правую руку нож и, сжав рукоять так, чтобы хорошенько измазать ее кровью, вырезал ту же руну на шкуре поросенка. Животное в ужасе завизжало. Кровь смешалась, мистическим образом связывая их воедино. Теперь принесенная в жертву жизнь поросенка заменит его жизнь. Это если все сделано правильно. А если нет, Хель отберет жизнь у обоих. По прошествии трех веков Конрад мог провести этот ритуал хоть с закрытыми глазами, но это не значило, что он не мог совершить ошибку, а ведь малейшая промашка может прогневать госпожу. Он надеялся, что если Хель найдет жертву недостаточной, то простит его хотя бы потому, что он по-прежнему ей нужен.

Конрад прихватил поросенка за шею, чтобы тот не дергался, и одним быстрым умелым движением перерезал ему горло. Кровь хлынула из раны в чашу. Подержав лезвие под ней, Конрад окропил кровью девять жизненных точек, потом положил Голод рядом с Жаждой, прижал раненую ладонь к груди, закрыл глаза и принялся ждать. Поток крови стал тонкой струйкой, потом вовсе уменьшился до отдельных капель. Когда звук бегущей крови стих, Конрад открыл глаза.

Жажда была наполнена темной кровью, но уровень ее понижался на глазах. Спустя считаные секунды кровь исчезла, впитавшись в камень. Конрад улыбнулся. Хель приняла жертву.

Он склонил голову:

– Моя госпожа, двое мужчин прибыли в Бреннан. Я полагаю, они хотят помешать нашим планам, и прошу возможности выследить их, чтобы я расправился с ними до того, как они учинят нам больше препятствий.

Возможно, кто-нибудь попросил бы Хель умертвить этих людей, но Конрад знал, что темная королева предпочитает, когда ее слуги справляются со всем самостоятельно. На бога надейся, а сам не плошай.

Какое-то время не происходило ничего, и Конрад испугался было, что госпожа покинула его. Потом он услышал шепот в мыслях, будто ночной ветер скользит по замерзшей поверхности озера:

Да будет так.

Вырезанная на ладони руна отдавала новой болью – куда сильнее, чем при обычном порезе. Боль была по ощущениям такой, будто обдавало холодом, но настолько ледяным, что жгло как огнем. Конрад заскрипел зубами и отнял руку от груди. Все еще сочащаяся из руны кровь замерзла и стала алым льдом. Боль усилилась, по телу пополз холод. В борьбе с мучительной агонией Конрада одновременно затрясло и бросило в пот. Наконец, когда дошло до того, что он уже подумывал схватить левой рукой Голод и отхватить им правую, боль начала стихать, а спустя считаные секунды ушла полностью, оставив после себя лишь глухое ноющее ощущение.

Конрад осмотрел ладонь. Кровь исчезла, рана затянулась, оставив после себя черный Х-образный шрам. Конрад вытянул руку перед собой и почувствовал, что холод вернулся – уже совсем не такой болезненный и только на левой стороне руны. Он повел рукой левее – холод распространился по всей руне. Он улыбнулся. Хель дала ему подобие компаса, чтобы выследить двух надоедливых людей. Теперь руна действительно стала gebo – подарком, только от богини, а не для нее. Конрад благодарно склонил голову:

– Восхваляю твою вечную тьму, моя госпожа.

Конрад поднялся на ноги, готовый начать охоту. Потом осознал, что весь измазан кровью. Наверное, сначала надо привести себя в порядок. Его внимание привлек мертвый поросенок, висящий над пустой каменной чашей. Пожалуй, стоит воспользоваться возможностью и подкрепиться. Конрад не помнил, когда ел в последний раз. А ведь он так любил сырое свиное сердце.