Фонарик Ашота погас. Разбился…

Илья вытряхнул из кармана осколки своего «жучка». Ох, не повезло же им. Совсем без света остались.

— Какого хрена! — простонал из темноты Бульба. Илья вслепую нашарил рельсы. Ага, вот в чем дело. На путях лежала железная стойка от перевернутого прилавка. На нее то они и налетели в темноте. Не надо было Ашоту по сторонам фонариком крутить. Дорогу надо было освещать. Конвоир уже выскочил из вагонетки. И тоже зашерудился возле дрезины.

— Сошла, зараза, — прорычал он сквозь зубы. — С рельсов сошла!

— Втроем поставим? — спросил Илья.

— Да поставить-то, может, и поставим, — вздохнул Бульба. — Но повозиться придется.

Действительно, на то, чтобы в кромешном мраке при помощи рычага, в качестве которого была использована злополучная стойка, и трехэтажного мата поставить дрезину на рельсы, пришлось потратить немало времени. А когда транспортная проблема была, наконец, решена, появилась новая.

— Слышишь? — вдруг тревожно шепнула из мрака Оленька.

— Что? — насторожился Илья.

— Папа, ты слышишь? А это уже Сергейка.

— Что я должен услышать?

— Ты чего там бормочешь, Колдун? — затесался в разговор голос Бульбы.

Илья не ответил.

— Слушай-слушай, вот сейчас! — снова заговорила Оленька. — Тихо…

— Эй, Колдун!

— Тихо! — велел Илья.

И в туннеле стало тихо. Тихо, да не совсем.

Ухо уловило эхо беспорядочной стрельбы. Расстояние определить было невозможно: отзвуки выстрелов разносятся по замкнутому пространству далеко и в каждом туннеле звучат по-разному. Но было ясно: стреляли отчаянно, не жалея патронов. Пару раз из непрерывной гулкой канонады выделилось уханье ручных гранат.

Это значит, что муранча уже взломала внутренние перегородки Сельмаша и подошла к Шолоховскому блокпосту совсем близко. А еще это означало, что замуровать опасный туннель диаспорские каменщики уже не успеют.

— Что это? — Голос Ашота был тихим и сдавленным.

— Муранча, — дал Илья единственно верный ответ.

— Беги, Илюша! — Оленька чуть не взвизгнула из темноты.

— Папа, уезжай! — захныкал где-то рядом Сергейка.

Им было страшно. Возможно, им было даже страшнее, чем ему самому. И это неудивительно. Они — там, где он. И спасти сейчас их он может, только спасая себя.

— На дрезину, быстро! — велел Илья. — Бульба, отцепляй вагонетку — так легче будет. И — сваливаем.

На дрезине еще была возможность спастись. У них у всех. Если снова под колеса ничего не попадется.

На этот раз Ашот, забросив автомат за спину, помогал им качать рычаги.

Пальба за спиной начинала захлебываться.

«Патроны кончаются, — подумал Илья. — Или стрелки».

Им повезло. Больше на рельсах не лежало ничего, что могло остановить мчавшуюся сквозь мрак дрезину.

На полной скорости они влетели на Карла Маркса. Здесь догорало несколько костров, отбрасывавших багровые блики на выложенные плиткой стены. И — никакого столпотворения, предсказанного Бульбой. Вопреки ожиданиям, эта станция, как и Шолоховская, оказалась пустой.

У края платформы Илья увидел сложенные аккуратными стопочками кирпичи, декоративный камень, толстую плитку и целые бетонные блоки, отбитые от стен. Рядом лежало два мешка цемента. Все было подготовлено для быстрой загрузки. Подготовлено и… брошено. Илья, Бульба и Ашот вертели головами.

Нет. Никого. Нигде.

И еще бросалась в глаза одна странность: изрядно прореженные базарные ряды. Вместе с людьми куда-то исчезла часть торгового оборудования.

«Неужели марксовские даже прилавки унесли вместе с товаром?» — поразился Илья. Впрочем, гадать на эту тему было некогда.

Дрезина нырнула в темноту следующего туннеля. В прощальном отблеске костра Илья успел заметить, что и здесь торговые ряды разобраны. На последнем перегоне диаспорской территории было необычайно просторно.

Мрак в этот раз отступил, так и не сгустившись по-настоящему. Впереди горел свет, и угадывалась какая-то возня. А когда дрезина подъехала ближе, из темноты проступили смутные очертания широкой и высокой — чуть ли не до самого потолка — баррикады, наваленной вокруг и поверх западного пограничного блокпоста Диаспоры. Стало ясно, куда подевались прилавки из туннеля и со станции…

Диаспорские и здесь времени даром не теряли. Если бы стена, возводимая на восточной границе, остановила муранчу, разобрать баррикаду — не проблема. А если нет, то груда прилавков посреди туннеля хоть ненадолго, но задержит тварей. Вероятно, так считали те, кто ее соорудил.

Увы, вовремя сельмашевский туннель замуровать не удалось. Муранча наверняка уже прорвалась через незавершенную стену. А на баррикаду мог надеяться лишь тот, кто не видел муранчу своими глазами. Илья ее видел. Он знал, что в лучшем случае возведенный в туннеле завал сдержит мутантов лишь настолько, насколько хватит патронов у защитников баррикады. Это все-таки не каменная стена и даже не сельмашевская решетка. Гигантские муравьи перелезут через нее на раз-два. Или перелетят на раз.

Дрезина проехала мимо костров, горевших по обе стороны колеи. Судя по всему, огни перед завалом были разведены для того, чтобы как можно раньше увидеть опасность.

Илья, Бульба и Ашот перестали качать рычаги. Дрезина прокатилась по инерции еще пару десятков метров. Врезалась в завал. Остановилась…

* * *

— Сюда! Поднимайтесь сюда! Скорее! — прокричали им сверху.

По глазам резанули лучи фонариков. Илья попытался вскарабкаться на баррикаду. Наваленные друг на друга широкие дощатые прилавки ходили ходуном. Ноги скользили и проваливались. Рукам не удавалось нащупать надежной опоры. В пальцы вонзались занозы. Торчавшие палки норовили проткнуть живот и выколоть глаза.

Рядом матерились спутники Ильи. Особенно разорялся Ашот, подниматься которому мешал автомат. Однако оружие свое он бросать не собирался.

С ходу взять штурмом баррикаду оказалось непросто. Человек — не многоногая муранча. Он по таким препятствиям лазить не обучен.

— Держите! — Сверху им спустили грубо и, похоже, наспех сколоченную лестницу.

Дело пошло лучше. Цепляясь за перекладины, Илья, Бульба и Ашот быстро забрались на вершину баррикады. Здесь уже приходилось лезть на карачках и пригибать голову, чтобы не удариться о туннельные своды.

Чьи-то руки подхватили их и втащили на противоположную сторону завала.

— Что там? — спросил кто-то.

Голос — негромкий, простуженный, с хрипотцой. В контрастном месиве густой тьмы и ярких фонарных лучей говорившего трудно было разглядеть.