окном снег, и я с тоской думаю о том, как сейчас мой мальчик попрыгает на костылях до ворот больницы, где нас будет ждать такси.

- Ну все, мамочка, забирайте вашего сынишку. Через неделю на осмотр, и если все хорошо, снимаем гипс!

- Отлично. – силюсь улыбнуться я.

Силюсь, потому что, чем дальше беременность, тем меньше у меня этих самых сил. Видимо, гемоглобин низкий, или еще чего, но в последнее время у меня дикая слабость и сонливость. Вон Сюрика еле-еле привезла сюда на перевязку.

Теперь с ужасом думаю, как везти обратно.

Помогаю сыну одеться, сама кутаюсь в пуховик, натягиваю на волосы шапку. Выходим в практически в метель.

- Ух ты! – улыбается мой сыночек. Радуясь снегу. – Как красиво, ма! Прямо Новый Год уже!

- Да, ты прав. – грустно улыбаюсь я. По моим подсчетам у меня уже семь недель беременности, а от Марата ни слуху, ни духу…

Ни детям, ни маме я все еще не призналась в том, что собралась рожать еще одного ребенка. Пока просто духу не хватает. Ну и всего семь фактических и девять акушерских, как мне объяснили, недель. Надо подождать хотя бы до второго триместра, и если все хорошо, то признаваться только тогда!

- Я сейчас такси вызову. – останавливаюсь я на пороге больницы.

- Ты что, еще не вызвала? – удивляется Сюрик.

- Нет, что-то не подумала.

- Ты такая рассеянная в последнее время, - прищуривается Сюрик.

Я же яростно жму в приложение, вбивая свой домашний адрес.

Вызываю машину.

- Пойдем потихонечку, сынок, через три минуты приедет машина.

Сюрик скачет на костыле, я же поддерживаю его, чтобы не поскользнулся на льду.

Мы доходим до ворот. Они как назло прикрыты. С трудом открываю, выходим. Около ворот припарковано несколько занесенных снегом автомобилей. Снег валит так, что мало чего видно вокруг.

- Ира! – застываю как вкопанная от этого голоса. – Иришка!!!

Господи, мне не послышалось?! Этот голос я узнаю из тысячи голосов, спустя века. Не могу не повернуться.

Стоит тут, понимаешь ли!

Лыбится!

Мое сердце тут же начинает колотиться как бешенное, причем в горле.

Трясу головой, а не призрак ли это? Мало ли чего в метели померещилось…

Но нет. Облокотившись на свой черный Гелик, поджимая подмышкой такой же как у Сюрика костыль В наброшенной небрежно куртке на белоснежную, наполовину расстегнутую рубаху, из-под которой торчит густо намотанный на торсе бинт, стоит Марат и радостно лыбится мне и Сюрику.

- Дядь Марат!!! – радостно взвизгивает сынок и резво скачет на костыле в сторону заблудившегося папки.

- Севка!!! – раскрывает для сына свои медвежьи объятья потерявшийся папаша. – Как я рад тебя видеть!

Сюрик прикладывает костыль к Гелику а сам протягивает ладошку Марату. Тот жмет его ладонь, а затем, по-отцовски обнимает сына, чмокает того в прямо в натянутую на макушку шапку.

- Севка! Как ты вырос, сынок!

Я чуть ли не остолбеваю, но затем понимаю, что слово «сынок» тут идет, скорее как имя нарицательное, а не как констатация факта отцовства.

- Севка, ты чего на костыле прыгаешь, а? – Марат внимательно рассматривает эластичную повязку на лодыжке Сюрика.

- Да вот, ногу сломал, дядь Марат, а с тобой что?

Марат хмурится, совсем как Сюрик, разглядывая его ногу.

- Нога срастается?

- Да все хорошо, дядь Марат, через неделю снимут гипс. Мы же с тобой в футбол поиграем потом?

Сюрик так заглядывает в глаза Марату, что мне, сначала хотевшей огреть Марата чем-нибудь тяжелым по башке, становится не по себе.

- Конечно сыграем, и с тобой, и с Колькой и Ингой. Как они поживают?

- Они в школе, а я вот тут с мамой…

Наконец, Марат отрывает взгляд от сына и смотрит на меня. Я злюсь на него. Я очень злюсь, но понимаю, что с Маратом случилось что-то очень плохое, раз он тоже на костылях, да еще и с перебинтованным торсом под рубашкой.

- Иришка… - лыбится мне и открывает свои медвежьи объятия.

Мой телефон тренькает, сообщая о том, что подъехало такси.

- Как ты, красавица?

- Лучше всех! – мрачно сообщаю я. – Пошли, Сюрик, наше такси приехало!

- Подожди, Ириш, я щас в Склиф, на перевязку, мой водитель отвезет вас. Отпусти такси.

- Не стоит утруждаться.

- Мне не трудно. – стоит на своем Шторм.

- Почему же вам трудно было дать мне знать, что с вами случилось за последние два месяца?!

- Ириш, я позвоню тебе. – многозначительно смотрит на Сюрика. – Это взрослый разговор.

- Не нужно мне звонить! – фыркаю я, беря Сюрика за руку.

- Это мы еще посмотрим! – как ни в чем не бывало ухмыляется Марат.

Иду мимо него прямиком к такси.

- Пока, дядь Марат! – машет ему сын, - Ты это, звони, ладно! Мы ж в футбол будем играть!

- Конечно позвоню, Сев, даже не сомневайся!

Марат берет костыль, и отлипая от своего Гелика, прыгает в сторону больницы.

Боже… несмотря на всю свою злость на Марата, сердце мою кровью обливается. Неужели снова пулю поймал… И как видно, не одну, у него ранена нога и забинтован торс. Он исчез не потому что не захотел больше меня видеть, а потому что вообще еле выжил. Может, не стоило быть столь резкой с ним?

Я запуталась. Я совершенно не знаю, как вести себя в этой ситуации. Я не знаю, что делать дальше.

ГЛАВА 32

ГЛАВА 32

ИРИНА

До вечера места себе не нахожу. Все время терзаю свой телефон. Пытаюсь отвлечься, но не могу. Я жду звонка от Марата. Черт, я жду хоть какой-то весточки от этого засранца!

Но время ползет, а от него ни слуху, ни духу. Шоколад и Игрушка уже давно вернулись из школы, я накормила их, проверила дневники, усадила делать уроки, всех троих.

Начала возиться с выводком Александра Сергеевича. Прочитала в интернете, что взрослая черепаха может съесть или обидеть малышей, но Пушкин оказался не из той когорты. Он вполне дружелюбно и флегматично плавал в окружении выводка из своих деток, и сжирать никого не собирался. Надо же, какой заботливый папаша, в отличие от Марата!

И тут, наконец, оживает мой мобильник.

- Это дядь Марат, мам! – радостно верещит Сюрик, размахивая моим мобильником.

Сюрик рассказал сестре и брату