5. При реализации крупных партий установить следующий порядок сношений с иностранцами-антикварами: предварительные переговоры с иностранцами, подбор коллекций и т. д. ведутся непосредственно Ленинградгосторгом и Мосгосторгом, сделки подписываются лишь с санкции т. Гинзбурга»[73].

Приказ этот, скрепленный подписями Л. М. Хинчука и И. О. Шлейфера, означал многое: и раздел сфер влияния между Москвой и Ленинградом, и ориентировку на распродажи прежде всего внутри СССР, а не за его пределами. Означал он и окончательное выделение «Антиквариата», до той поры всего лишь простого исполнителя, в учреждение, которое отныне самостоятельно, без постоянных указаний УЗО, станет направлять все операции по экспорту художественных ценностей, неся полную ответственность за результаты.

Однако упорядочение методов работы не смогло сразу же разрешить все проблемы. Вскоре назрел новый конфликт, на сей раз между «Антиквариатом» и торгпредством в Берлине.

Соглашение с «Рудольф Лепке» выполнялось советской стороной аккуратно. К 1 января 1928 года на складах торгпредства имелось художественных ценностей на 70 тысяч долларов. Вскоре к ним добавилась новая партия, подобранная в Ленинграде и там же оцененная в 100 тысяч рублей[74], а в феврале поступила еще одна. Из-за нее-то и разгорелись споры.

Советские эксперты определили стоимость этой партии антиквариата в 400 тысяч рублей, но затем изъяли из нее подборки гравюр и восточного оружия, вновь изучили оставленное для вывоза и оценили его уже в 633 123 рубля. «Рудольф Лепке», получив предназначенные ей вещи, заявил протест, сочтя цены явно завышенными[75].

Понять их можно было. Ведь фирма, проводящая аукционы, оперирует иными ценами – лимитными, или минимальными, которые привлекают участников аукциона и побуждают их вступать в конкуренцию между собой. Более того, «Рудольф Лепке» получал свои 25 % именно от разницы между начальной и окончательной, продажной стоимостью вещи. И чем значительнее будет разрыв в ценах, тем большую прибыль получит фирма…

По новому положению разрешать конфликт пришлось А. М. Гинзбургу. В середине мая он прибыл в Берлин, где на совещании, в котором участвовали заместитель торгпреда Б. С. Беленький, М. Ф. Андреева и представитель дирекции фирмы «Рудольф Лепке», сумел достигнуть компромиссного решения. Последнюю партию оценили в 500 тысяч рублей. Советские художественные ценности решили выставить на юбилейном для фирмы, двухтысячном по счету ее аукционе, для чего требовалось собрать в Ленинграде произведений искусства не менее чем на 2, 5 миллиона рублей, и среди них обязательно «иметь целый ряд вещей первоклассных для того, чтобы заинтересовать не только обычную публику, но и крупнейших коллекционеров всего мира»[76].

Уже в июне берлинский эксперт Крюгер в который раз оказался в хорошо ему знакомом Михайловском замке. Следуя букве и духу договоренности, он настойчиво требовал для аукциона лишь лучшее, самое значительное и интересное. Но Простак и заведующий антикварно-художественным отделом Ленгосторга Криммер не уступали. Отстаивая собственные интересы и опираясь на статью первую приказа от 7 мая, они требовали, чтобы берлинская фирма либо взяла все, имеющееся на складах, либо получила только часть наиболее ценного.

И вновь А. М. Гинзбург должен был стать арбитром. Правда, на этот раз его связывало то, что «Рудольф Лепке» согласился пойти навстречу Наркомторгу СССР и предоставить ему просимый аванс в размере 2, 5 миллиона марок – но непременно под обеспечение отобранных и оцененных Крюгером вещей.

Уладить дело удалось огромной ценой – позволить Крюгеру проводить отбор не только в Михайловском замке, но и в запасниках Эрмитажа, Гатчинского дворца. А там уже полгода хозяйничали Менашэ и Вейс, сновали сотрудники «Антиквариата», Комиссии госфондов, подбирая партии «товара» для любого готового дать «хорошую цену»: для своего Амторга, находившегося в далеком Нью-Йорке, для чужих – венских фирм «Доротеум», «Галери Сан Люк»…

Беспокоились и суетились внешторговцы далеко не случайно: кто-кто, а уж они лучше других знали о резко ухудшившемся за последние месяцы финансовом положении страны. Плановики из ВСНХ изрядно просчитались, не сумев предусмотреть все будущие траты. Не хватало рублей, и что было еще опаснее – катастрофически не хватало валюты. А за это нес ответственность только Наркомторг, чьи торгпреды и вели переговоры за границей, сообщая в Москву о подготовленных ими необычайно выгодных для страны контрактах.

На деле все обернулось иначе. Оказалось, только фирме «Форд моторс» за нижегородский автомобильный завод (производительностью 100 тысяч машин в год) предстоит в самое ближайшее время уплатить 90 миллионов рублей в долларах – более десятой части всех запланированных валютных поступлений! Но автомобильный завод был одним из многих, которые в ближайшие месяцы предстояло приобрести, дабы строить и запускать в годы пятилетки.

Если не найти выход, вся индустриализация окажется мыльным пузырем, сведется к постройке всего семи-восьми предприятий, а широко разрекламированный план нисколько не изменит экономического облика СССР. Внешторговцам же придется ответить за свои столь опрометчиво данные обещания непременно обеспечить валютой все будущие стройки.

1 октября 1928 года начинался очередной хозяйственный год. Первый год выполнения пятилетнего плана – еще не утвержденного, готового лишь вчерне, но имеющего прочный, непоколебимый фундамент – тяжелую индустрию.

Чтобы хотя бы приблизиться к экономическим показателям таких стран, как США и Великобритания, Германия и Франция, следовало прежде всего увеличить выплавку чугуна втрое – с 3, 3 миллиона тонн в 1927 – 1928 году до 10 миллионов тонн в 1932 – 1933 году. За тот же срок надлежало добиться роста выплавки и цветных металлов: меди – с 28, 3 тысячи тонн до 84, 7 тысячи, цинка – с 3 тысяч тонн до 74, 4 тысячи тонн.

Столь стремительный подъем металлургической промышленности должен был обеспечить многое: наращивание добычи руды, модернизацию старых, дореволюционных заводов (преимущественно в Донецко-Криворожском регионе) и строительство флагманов индустрии, спроектированных по последнему слову техники, – Запорожского, Кузнецкого, Магнитогорского комбинатов.

Отечественные чугун и сталь обеспечат работу автомобильных, тракторных, комбайновых, авиационных, моторных, станко-инструментальных и иных заводов, каких страна никогда не имела. Эти предприятия предстояло возвести и пустить на запланированную мощь за те же пять лет.

В свою очередь все они вместе с химическими комбинатами – Березняковским, Соликамским – позволят поднять сельское хозяйство.