Продвигаясь, словно сомнамбула, она медленно прошла в свою спальню, механически улыбаясь Мэри, наблюдавшей за своей госпожой и радующейся ее возвращению. Перед Мэри лежала вышивка. Она приветливо спросила:

— Ну как, хорошо было у ваших друзей? Истерический смешок вырвался из уст Элизабет, и она несколько вызывающе ответила:

— О да, это было просто великолепно. Мы пили прекрасный чай.

Она иронизировала, но все, что бы она ни сказала, выглядело лучше, чем правда.

Мэри бросила на нее острый взгляд и только потом спокойно сказала:

— Ну, если так, то это очень хорошо. Вам надо обзавестись собственной компанией.

Эта фраза нарушила хрупкое внутреннее равновесие, которое до этого момента Элизабет ухитрялась сохранять. Голосом, в котором боль смешалась с прорывающимися слезами, она попросила:

— Мэри, будьте так добры, оставьте меня одну. Мне очень надо побыть в одиночестве.

Мэри была дисциплинированной служанкой и, несмотря на крайнее удивление, не стала задавать вопросов, а собрала свое рукоделие и вышла. Уходя, она размышляла о том, что же такое произошло, из-за чего ее маленькая госпожа выглядит такой огорченной и расстроенной.

Долго-долго Элизабет лежала на кровати. Она о многом передумала — видения нескольких последних часов проносились перед ней: Консуэла, Лоренцо и главное — Рафаэль Сантана, так бесцеремонно взявший ее. Она мысленно стыдила его. Конечно, он решил, что Лоренцо — ее любовник, и Рафаэль никогда не узнает, что она была невинна, но все же…

Элизабет не могла не признать, что Консуэла победила. Эта дьявольская женщина выполнила все, что задумала, а оплатила по самой высокой цене за все ее деяния сама Элизабет.

Что ей следовало сказать Натану? Она подумала об этом довольно равнодушно. Он-то не покинет жену, использованную другим мужчиной, у него другие заботы.

Ее голова гудела, как барабан, она начала впадать в дрему. Очевидно, ей придется сказать мужу правду. Ну, а если она откроется ему, станет ли он мстить ее обидчикам? Господи, но ведь они сильнее и могут его убить! Со стоном она спрятала лицо в подушку. И вдруг ее молнией поразила страшная мысль — у нее может быть ребенок от Рафаэля! О, нет, только не это!

После долгих размышлений, она все же решила обо всем рассказать Натану.

Прошло совсем немного времени, и она услышала, как Натан вошел в свою комнату. Она заторопилась к нему, пока смелость не покинула ее и пока она не передумала.

Стоя перед дверью Натана, она глубоко вздохнула и быстро постучала, отрезая себе путь к отступлению. Услышав его ответ, она медленно открыла дверь и вошла в комнату.

Январь, 1840 год

Январь 1840 года оказался с самого начала месяцем противным — мрачным и сырым. Сидя в своем уютном кабинете в задней части дома, Элизабет смотрела на толстые струи дождя, бегущие с раннего утра по оконным стеклам. Она сердито подумала, что такая погода отодвинет весенние полевые работы. Благодаря ее оказавшемуся на редкость мудрому руководству дела их хозяйства шли очень удачно. Они пережили кризис 1837 года, когда многие землевладельцы разорились. Теперь пора было идти вперед.

Отныне усадьба занимала всю ее жизнь. Она любила свой украшенный белыми колоннами дом и свою плодородную землю, забота о них скрашивала ее существование, заставляла держать себя в руках. Каждый свободный час она проводила в поле. Ее усилиями некогда заброшенная земля покрылась ровными рядами сахарного тростника и кукурузы, прекрасно выглядели поля, засеянные пшеницей, овсом и ячменем.

Минувшие четыре года не были легкими или простыми для Элизабет. Для всех их брак был примером прекрасной семейной жизни, посторонние видели, как они были милы друг с другом. И никому не могло прийти в голову, что Элизабет спит одна, а Натан… Время от времени он обзаводился любовником, и хотя он хранил это в глубочайшем секрете, Элизабет обычно догадывалась об этом, когда он вдруг начинал посещать Серебряную улицу, пользовавшуюся не самой лучшей репутацией.

Они несколько раз пытались наладить интимную сторону супружеской жизни, но у Натана по-прежнему ничего не получалось. Элизабет терпела, пока могла, а потом твердо отлучила его от своей постели. Это случилось почти два года назад. Она очень старалась забыть проблемы взаимоотношений с Натаном, но иногда, лежа в одиночестве и вспоминая те ночи, когда Натан пытался доказать свою мужскую состоятельность, а ей это приносило только боль и разочарование, она не могла убедить себя в том, что она не несчастна.

Элизабет вспомнила, как трудно ей было признаться в произошедшем с ней по злой воле Консуэлы в тот проклятый полдены Но она была уверена, что обязана поведать мужу, что другой мужчина отобрал у нее то, что по праву принадлежало именно ему. Натан был потрясен тем, как с ней обошлись, и попытался сделать все, чтобы уменьшить ее страдания и помочь ей преодолеть чувство стыда и унижения. И только когда она начала успокаиваться, когда громкие рыдания перешли в тихие всхлипывания, Натан коснулся того, чего она боялась больше всего. Смотря на нее пристально, он с усилием произнес:

— Элизабет, дорогая, ты должна назвать мне имена этих негодяев. Я хочу найти их и убить за то, что они сделали с тобой. А что касается той подлой и коварной женщины, кем бы она ни была, я могу пожелать ей только тяжелой агонии перед смертью. Назови имена насильников, я не могу не отомстить за твою поруганную честь. Да и мою…

Последние слова он произнес со страдальческой улыбкой и добавил, что из-за нее он впал в бесчестье.

Элизабет объяснила ему, что если скандал разразится, то неизбежно всплывут и его причины, а значит, ее самые интимные проблемы станут обсуждать досужие люди.

Натану оставалось только согласиться с ее доводами.

К счастью, страхи по поводу ребенка не оправдались, и, как только она получила физические доказательства этого, навсегда запретила себе думать о том, что произошло в Новом Орлеане. Но один раз она не выполнила зарока. Это было примерно через год после того, как они прибыли в Натчез. Одна из здешних матрон медленной походкой подплыла к ней и спросила, мог ли ею интересоваться высокий, темный незнакомец, заезжавший в город, когда ее не было. Матрона добавила, что незнакомец был очень настойчив в расспросах о ней. Элизабет гнала прочь мысли о Рафаэле и сказала, что вряд ли это ее знакомый, она никого похожего не может припомнить.

Женщина театрально вздохнула:

— Я хорошо понимаю, почему вы не хотите сознаться. Я бы тоже испугалась, что муж может узнать о таком поклоннике — красивом и чертовски обаятельном.

Еще несколько дней Элизабет прожила в волнующем ожидании: не появится ли Рафаэль. Но никто не появился, и Элизабет убедила себя, что миссис Мэйберри ошиблась, тот человек, видимо, интересовался кем-то другим. С того момента Элизабет удалось выкинуть из своей памяти все, что произошло в Новом Орлеане и самого Рафаэля Сантану.