Я играю с Гектором, который сидит на ковре и лапами старается поймать старый шнурок, который я раскачиваю туда-сюда. Я еще не знаю, чем буду заниматься весь день. Мама повезла близнецов по магазинам и сказала, что сама купит мне одежду, раз я буду с Андополисом. Я жалею, что не спросила у Джека номер его телефона, а велела взять мой – сейчас я могла бы попросить его приехать и забрать меня. Но, наверное, странно, если жертва похищения начнет бегать за парнем. Гектор переворачивается на спину, задирает все четыре лапы кверху и старается захватить шнурок. Я чешу ему живот, и он шокированно смотрит на меня, вскакивает и начинает пятиться, словно его атакуют.

И тут я слышу звук. Кто-то плачет. Тихо, едва слышно. На долю секунды я представляю, что это Бек вернулась и поняла, что ее заменили. Я подхожу к лестнице – плач становится громче. Значит, мне не кажется. В доме кто-то плачет. Звук низкий – это мужчина. Я спускаюсь по лестнице. Плач доносится слева, из родительской спальни. Дверь закрыта, поэтому я осторожно стучусь. Никакого ответа, но плач прекращается. Я собираюсь подняться обратно в свою комнату; часть меня не хочет видеть плачущего отца. Но теперь он моя семья, говорю я себе. Вчера он спас меня в больнице. Я толкаю дверь. Отец грузно сидит на краю безупречно заправленной кровати. Кроме нее и двух прикроватных тумбочек в комнате нет никакой мебели. Опущенные жалюзи не пропускают солнце. Отец закрывает лицо руками, его плечи вздрагивают – черный силуэт в серой комнате.

– Папа?

Он поднимает на меня глаза. Его лицо кажется серым и морщинистым.

– О господи, – тихо произносит он. И снова принимается плакать. Так мучительно, словно при каждом рыдании у него внутри все разрывается.

– Что случилось, папа?

– Я в порядке, – шепчет он.

– Почему ты шепчешь? – громко спрашиваю я.

Когда он поднимает на меня заплаканные глаза, в его взгляде читается паника. Он прикладывает палец к губам.

– Здесь больше никого нет, – говорю я.

– Уходи! – взволнованно шепчет он.

Потом отворачивается от меня и смотрит на пол, словно ждет, когда я уйду. Волоски на руках у меня встают дыбом. Куда делся тот мужчина, который разговаривал приказным тоном вчера в больнице? Что произошло за это время?

– Пожалуйста, не расстраивайся. – Мой голос звучит наигранно, но я не могу оставить его в таком состоянии. – Я люблю тебя, папа. Ты спас меня вчера.

Он шепчет так тихо, что мне приходится наклониться вперед, чтобы разобрать его слова:

– Нет. Слишком поздно. Уже слишком поздно.

Я не знаю, что он имеет в виду, но это начинает меня пугать. Мое сердце колотится со страшной силой, когда я закрываю дверь и иду к себе в комнату.

Рыдания слышны даже там.

Сначала Бек решила, что крик ей приснился. Это вообще был мерзкий сон, просто отвратительный. Склизкие гниющие образы жили еще секунду после пробуждения, а затем отступили обратно в подсознание. Но крик остался. Несколько мгновений она бесстрастно слушала его. Кричали по-настоящему. Это могла быть ее мама, или отец, или один из братьев.

С трудом поднявшись с постели, она попыталась было подойти к двери, но та раскачивалась и танцевала перед ней. Дверная ручка подмигивала. Бек протянула руку, пока пальцы не коснулись холодного пластика, и рванула дверь на себя. Держась за стену, добралась до лестницы и опустилась на верхнюю ступеньку, вглядываясь в бездну перед собой. Снова послышался сдавленный крик, придушенный и паникующий. Опустившись на четвереньки, она стала неуверенно сползать по ступеням спиной вперед. Внизу подняться на ноги тоже не получилось, поэтому она поползла на звук.

Приближаясь к постирочной комнате, Бек все сильнее ощущала какую-то странную энергию, исходившую оттуда. Но звук шел с другой стороны.

Из-за двери. Из гаража. Держась за кафель, она наконец сумела подняться на ноги. Дотянулась до дверной ручки – шум вдруг усилился. Стал слишком громким. До треска в ушах. Ее рука соскользнула с ручки. Та была мокрой. На пальцах заблестело что-то красное.

Она проснулась рано утром, в комнату проникал тусклый утренний свет. Ветер снаружи напоминал звук накатывающих на берег волн. На мгновение она представила, что находится на пляже. Что живет одна в маленьком дощатом домике и каждый день сидит на крыльце с мольбертом и рисует горизонт. Но она ужасный художник. Бек приподнялась на локтях в постели, руки дрожали под весом ее собственного тела. Ей снились жуткие ночные кошмары. Каких давно не было. Она моргнула несколько раз, чтобы прогнать картинки с кровью и пытками.

Странно, но она не могла вспомнить, как очутилась в постели накануне. Сначала дом Лиззи, потом позорное бегство, падение в парке – тут все ясно. А вот затем все как в тумане. Какие-то обрывки: братья сердятся на нее, мама в ванной разглядывает ее затылок, но все воспоминания какие-то мутные и сумбурные. Словно она пыталась вспомнить события многолетней давности, а не вчерашний вечер. Она посмотрела на себя и осознала, что спала в одежде. Все платье было измазано чем-то темно-красным, похожим на кровь. Она приложила руку ко рту, чтобы не завизжать. Потом откинула одеяло и увидела, что в постели еще больше крови. И руки – все руки в крови. Красные ладони. Дрожащими руками она задрала платье, на мгновение представив себе под тканью огромную зияющую рану. Но на коже ничего не оказалось. Значит, это не ее кровь.

Бек стянула платье через голову и побежала в ванную комнату, прямо в нижнем белье прыгнула в душевую кабину и вывернула кран на полную мощь. Ее тошнило, она чувствовала себя отвратительно. Желчь подступила к горлу, Бек опустилась на колени в душе, и ее вырвало прямо на кафельный пол.

Когда, дочиста отмытая и завернутая в полотенце, она вернулась в спальню, заметила на ковре маленькие красные пятнышки, ведущие к ее кровати. Она быстро сорвала с кровати простыни и бросила их в кучу на пол. Это была ее вина. Она заснула, забыв подпереть стулом дверную ручку. Это был призрак. Видимо, он зашел к Бек, пока она спала, и облил всю ее кровью. Бек закрыла глаза и отогнала от себя эту мысль, от которой ее снова начинало мутить.

Одевшись, она спустилась на кухню, чтобы сварить себе кофе. Сейчас ей не хотелось оставаться у себя в комнате. Она не могла выносить вида тех красных точек на ковре.

– Ты сегодня рано проснулась, – сказал ее отец. Он сидел за столом и завтракал.

– Как и ты, – ответила она, включая чайник.

– Я всегда встаю в это время. Просто ты никогда этого не видишь, потому что обычно спишь.

Она продолжила заниматься кофе, не горя желанием разговаривать с отцом.

– Прости меня за вчерашнее, Бекки. Я действительно был занят в офисе. Как ты себя чувствуешь сегодня?

– Я в порядке. Думаю, это был просто тепловой удар.

– Ну, тогда не усердствуй сегодня, хорошо?