Больше всего Хлебников ненавидел две вещи: когда он чего-то не понимал или когда его не понимали. Дмитрий Дмитриевич ценил прозрачность мира. Он сам в какой-то мере вносил лепту в эту прозрачность. Среди Сысоевых он ощутил себя как в каком-то пьяном тумане: идешь неведомо куда, а из серой мглы на тебя то лошадь выплывет, то верблюд, то блоха на танке.

– А ну прекратить карнавал! – взорвался он.

– Балаган, – поправил его тот самый парень в джинсах и белой рубахе, который назвался юристом.

Хлебников диковато взглянул на него.

– Карнавал – это немножко другое, – извиняющимся тоном пояснил тот.

– Карнавал – это ик!.. в Бразилии! – влез Гриша.

– А балаган – в России, – подтвердил парень. – И в этом принципиальная разница между нашими странами.

Следователь не мог понять, издеваются ли над ним, и на всякий случай решил, что да, издеваются. Не считая старца в инвалидном кресле, этот московский юрист, кажется, был единственным, кто пока не пытался признаться в убийстве. Из чего Хлебников сделал пусть и спорный, но ожидаемый вывод.

– Ты убил? – хмуро спросил он.

Макар Илюшин поднял брови.

– Почему вы, Дмитрий Дмитриевич, решили, что Пудовкина умерла насильственной смертью? Уже готовы результаты экспертизы?

– Результатов пока нет, но по всему видно, это убийство! – влез стажер, не выдержав такой наглости.

Воцарилось молчание. Саша нутром чувствовала, что подобная недобрая тишина обычно предшествует нанесению тяжких телесных. Стажер угрожающе пыхтел и шевелил ушами. Хлебников, налившись негодованием, принялся что-то черкать на листе.

Дело усугубил Пахом Федорович.

– Зачем твой дивный карандаш рисует мой арапский профиль? – осведомился он.

Карандаш с хрустом сломался.

1

Если бы успели быстро уехать, как предлагал Бабкин, все дальнейшее не обрушилось бы на них, как снежная лавина. Во всяком случае, до Галки не добрались бы так скоро.

Но длиннолицый следователь их опередил.

– Задержана в качестве подозреваемой, – сердито объявил Илюшин, едва войдя в дом.

Саша так и села.

– Все-таки убийство… – пробормотал Бабкин.

– Это не мы! – жалобно сказала Стриж. – Мы ее всего лишь нашли!

– Убита тяжелым предметом, удар нанесен по голове. – Макар глотнул воды. – Подозреваю, хотя Хлебников этого прямо не сказал, что в роли тяжелого предмета выступил гном.

– Какой еще гном?

– Садовый. Я только одного понять не могу – откуда на нем отпечатки Исаевой. Если она задержана, с большой вероятностью можно предположить, что они там есть. На основании одной лишь ссоры Хлебников вряд ли решился бы на такие меры.

– Ну почему… – начал было возражать Бабкин.

Но тут Саша отчетливо покраснела, и оба уставились на нее.

– Так, – помолчав, сказал Макар. – Похоже, отпечатки в самом деле есть. Правда, Саш?

Стриженова тяжело вздохнула и призналась:

– Она на нем сидела!

– Кто на ком?

– Галка. На гноме.

– Отпечатки пальцев! – напомнил Илюшин.

– Понимаю, что не попы, – рассердилась Стриж. – Галка его в руки брала, чтобы сесть.

Бабкин поднял брови.

– Зачем понадобилось садиться на гнома?

– А куда еще? Не на старушку же!

– Зная Галку, я бы не удивился, – пробормотал Илюшин.

– Макар!

– Я бы тоже, – согласился Сергей.

Саша махнула на них обоих рукой.

Илюшин побарабанил пальцами по столу и подытожил:

– Пудовкина убита, Исаева – подозреваемая, и следователь Хлебников сейчас вцепится в нее всеми жвалами.

– Молодец он, – нехотя буркнул Сергей. – Ничего не скажешь, оперативно сработано.

Они втроем устроились на кухне в его доме и слушали, как между занавеской и стеклом неодобрительно жужжит муха. Утро за окном вызревало золотисто-зеленое, как антоновка. День обещал быть июньским до самых кончиков лип, и никаких вам следов майской прохлады. Но ни одного из троих это не радовало.

– Подожди-ка, ты говорил, дети хватались за гнома, – вспомнил Бабкин. – Значит, как минимум должны быть еще их отпечатки.

Илюшин оживился:

– Может, детишки ее и прикончили? Они боевые пацаны.

– Тогда скажи спасибо, что не из лука пристрелили. Представляешь, идет невеста по саду, а тут бабуля падает.

– Убита стрелой в глаз.

– И шкурка не попорчена!

Саша обхватила голову руками:

– Я вас слушать не могу! Галка арестована, а вы шутки шутите.

– Во-первых, не арестована, а задержана, – дотошно поправил Макар. – Во-вторых, вы свое отшутили, теперь наша очередь.

– Надо ж было додуматься унести тело, – поддержал Бабкин. – Пусть теперь попробует объяснить Хлебникову мотивы.

Макар, соглашаясь, угумкнул по-совиному и пересел к печке на пол.

– И заодно расскажет, как труп оказался на крыше навеса!

– Она не знает! – простонала Саша.

– А у меня одна догадка имеется, – внезапно сказал Макар. – Убийца следил за вами, когда вы наткнулись на труп. И поскольку старушка была ему дорога как память, он перепрятал ее от вас, без пяти минут осквернительниц могил. Мало ли, думает, надругаются еще…

– Иди нафиг, – обиделась Саша.

Муха взвыла, как истребитель на взлетной полосе.

– Убейте ее кто-нибудь, – лениво попросил Бабкин и покосился на Макара.

– Хватит с нас насильственных смертей!

– Я тебе за это пирога дам. Грибного.

– А пиццы?

Сергей немного подумал.

– Могу и пиццы.

Илюшин поднял голову. За пиццу он готов был душу продать. Может быть, не свою, но чужую-то уж точно.

– Закрытую, – уточнил Бабкин. – С грибами и с луком. Называется «грибной пирог».

Макар разочарованно вздохнул. Муха, испуганно притихшая на секунду, зажужжала с новыми силами.

Саша без аппетита пила сваренный Бабкиным кофе: отличный кофе, надо сказать. Но она нутром ощущала, что радоваться вкусу, когда подруга томится в тюремных застенках, не имеет права. Бабкин раскладывал перед собой костяшки домино, Илюшин заинтересовался кочергой и рассматривал ее со всех сторон. Вот уж кто разрешал себе любые эмоции вне зависимости от происходящего.

Бабкин выстроил из костяшек змейку и щелкнул по крайней. Змейка с тихим треском повалилась.