— От тебя? — глубокой складкой соединились его брови.

— Хороший вопрос, — усмехнулся я. Этот старый бабник, видимо, решил, что дело в измене. Но это неожиданно оказалось мне на руку: он задумался, вместо того, чтобы орать. — Надеюсь, да.

— Так убедись.

— Зачем?

— Затем! — рыкнул он. — Что ты женишься, если это твой ребёнок. А иначе… — он вдруг замер, и осознание на его лице не заставило себя ждать. — Так вот в чём дело! Вот к чему эти операции с бумагами. Пашутин в курсе! Он рвёт и мечет! А ты решил… — он озадаченно замолчал.

— Ну типа того, — пожал я плечами, хотя чёрт его знает о чём он подумал, но эти два действия действительно были связаны: Пашутин в курсе, что мы расстались с Юлькой, и я продавал его акции.

— Ладно, — хлопнул он ладонью по столу. — Я сам с ним поговорю.

— О чём? — крикнул я ему в след.

— О том, как он подвесит тебя за яйца, конечно. А он подвесит!

А я, по-твоему, что сейчас делаю? Не свои ли яйца спасаю, а заодно и «Север-Золото»?

Но проку что-то объяснять отцу всё равно не было. От него и похвалы дождаться как снега зимой. И «спасибо» — слово не из его лексикона.

— Не благодари, — буркнул я ему в спину. Но он вдруг резко остановился у двери.

Нет, я не мог не предупредить отца, что собираюсь сделать. И я предупредил, чтобы он защитил свои инвестиции в эти компании, если цены на них начнут падать. А если цены на них начнут падать, то Пашутину будет не до меня и не до «Север-Золото». Но решать отцу. Хотя оба мы прекрасно понимали, что, если он поступит как я и начнёт продавать свои акции, цены на них точно упадут и без всяких сомнительных сенсаций. Ему трейдеры поверят даже больше, чем мне. И тут ему надо выбирать или он со мной, или против меня.

— Нет, меня ты в это не втянешь, — он развернулся. — И не думай.

— Да как скажешь, — пожал я плечами. — Моё дело предложить...

Но он словно не слышал.

— Ты, кстати, не забыл, что у твоей сестры свадьба?

О, чёрт! Ещё эта свадьба! Вот как раз совсем некстати!

Видимо, всё было написано у меня на лице. Но его дело тоже было только напомнить. Он не ждал от меня ответа. И вышел, хлопнув дверью.

 — Ну спасибо и на том, что выслушал, — я зло оттолкнул от себя бумаги.

Ладно, к чёрту это всё! О чём бы они там ни договорились с Пашутиным, спасение утопающих — дело рук самих утопающих.  Что-нибудь придумаю. Должен придумать!

Я попросил ещё одну чашку кофе и попытался сосредоточиться на работе.

— Павел Викторович! — ровный голос секретаря вырвал меня из мира таблиц, графиков и цифр спустя несколько часов.

— Да, Любовь Дмитриевна, — закрыв глаза, я потёр переносицу.

— Там к вам Ренат Азимович.

— Кто?! Алескеров?!

Она кивнула. Я глянул в окно. Ну надо же как быстро стемнело! Уже вечер.

— Ну зовите. Раз пришёл.

И встал навстречу второму крупнейшему акционеру «Север-Золото» после меня и самому молодому члену правления.

— Ренат! — жёстко пожал его горячую руку. Но и он не остался в долгу. Ещё один Командор, мать его! Сжал как каменный гость. Повелительно.

Я вернулся к рабочему столу. А он так и остался стоять посреди кабинета.

— Чай, кофе? Может, налить тебе чего-нибудь?

— Это лишнее. Я ненадолго. Меня ждут, — усмехнулся он недобро и пошёл к окну.

Вкрадчивость его голоса наверняка производила неизгладимое впечатление на женщин. Как и эта его дьявольская усмешка, блеснувшая на фоне смуглой кожи ослепительной, безупречной белизной. Он был весь — дьявол во плоти. Двадцатисемилетний, если мне не изменяла память, дьявол.

Высокий, идеально сложенный, темноволосый, с пронзительными голубыми глазами — так причудливо сложились в нём дагестанские корни отца и славянское наследие матери. Сын одного очень успешного предпринимателя и внук того, Кого Не Называют всуе, руководителя одного из силовых ведомств, руки которого дотянутся при желании везде. Самый отвратительный из представителей «золотой молодёжи». Воплотивший в себе всё худшее из этой узкой прослойки богатеньких сынков — наглость, высокомерие и полное пренебрежение к людям. По углам шептались даже про его садистские замашки, что при такой вседозволенности, наверно, неудивительно. Эдакий принц, капризный, эгоистичный и неуправляемый.

— Чем обязан? — кивнул я, так и стоя у стола.

Он засунул руки в карманы, пристально, даже отрешённо глядя в окно. Идеально подстриженная короткая бородка, причудливо выбритая на манер арабской, в вечернем свете казалась такой густой и тёмной, будто её нарисовали чёрной краской на его, как выточенном из куска мрамора, лице.  

— Скоро это будет всё, что у тебя останется — обязанности и этот кабинет, — развернулся он.

— Да неужели? — усмехнулся я.

— Пашутин отдаёт мне свои акции «Север-Золота». Всё семь. А ты утрись, Павлик!

«Отдаёт?! Не продаёт, а отдаёт?» — удивился я, но вида, конечно, не подал.

Хотя прекрасно знал почему так трудно выкупал Алескеров те два процента акций, что всё же выкупил. Во-первых, их никто не продаёт. На рынке просто нет идиотов, которые стали бы сбрасывать акции, что выросли в цене только за последний год на двести процентов. Ну а во-вторых, Ренатик стал крайне стеснён в средствах, когда пару лет назад отец снял его с довольствия и перекрыл крантик к своим бесконечным, как артезианская скважина, нефтедолларам. Кинул ему «Север-Золото» как подачку и отпустил в свободное плавание. Никто не знал, что произошло, но говорили, даже перестал с ним общаться.

Только жить Ренатик привык дорого-богато, себе ни в чём не отказывать, а дивиденды «Север-Золото» выплачивал не каждый год. Вот почему ему так нужны были дополнительные голоса в Совете директоров, а лучше полный контроль — иначе Совет может принять решение снова пустить прибыль на развитие, согласно предложенной мной новой стратегии компании, а не выплачивать проценты акционерам.

Лишиться единственного дохода — такой сценарий его совершенно не устраивал. И купить недостающие акции ему тупо было не на что, если только ползти на коленях к отцу. Но это «отдаёт»?   

— Правда? — хмыкнул я. — Не подавишься таким большим куском?

— Не подавлюсь, не сомневайся! — улыбнулся Алескеров одними губами. Взгляд остался злым, ледяным, жёстким.

— В школе тебя, видимо, считать не научили. Раз ты сложил тридцать девять и семь, а получил пятьдесят один. Жидковаты у тебя пока полномочия, чтобы мне указывать. Не рановато раскукарекался? Акции пока не твои, Ренатик.

— Мои, Павлик, — презрительно скривился он. — Уже практически мои.

— М-н-н-н, — многозначительно кивнул я. — Значит, это Пашутин так решил, а ты уже и его шестёркой заделался? На задних копытцах прискакал передать, что ты теперь его любимый козлик?