– Я вижу людей, которые потеряли всё. У них не осталось ничего, кроме клочка земли под их собственным телом, банки для приёма мочи и наушников, дающих забвение.

– А я видел их раньше. До того, как они впали в Нирвану… – старушка уселась поудобнее, поменяв ноги местами. – Я видел, как они пьют по-чёрному. Видел, как они накачиваются наркотой, как сходят с ума и бросаются под скоростные поезда. Как режут друг дружку насмерть… Потому что ими владел страх. Самый глубинный, самый базовый. Тот, который есть у каждого человека: страх умереть, не оставив следа. Промелькнуть, как искра на небосклоне.

– Хочешь сказать, в Нирване они счастливы?

– Я не знаю. Но они живы и они нужны. Без них мир – каким мы его знаем – исчезнет… Если люди будут сходить с ума, если они перестанут доверять Нирване, Плюс исчезнет. А людям будет не на что купить еды. Купить место, где спать и одежду… И тогда они выйдут на улицы. Представь: миллионы никому не нужных людей. Это будет хуже, чем ядерная катастрофа. Конец цивилизации.

– Значит, я должен украсть Акиру у Технозон, чтобы они и дальше могли вот так вот лежать и грезить? Чтобы цивилизация продолжила жрать их мозги, давая взамен возможность влачить жалкое существование?

– А чем это так отличается от твоей жизни?

Платон был прав. Входишь ты в Нирвану, лёжа в комфортабельной Ванне, или на коврике в глубине земли – нет никакой, нахрен, разницы.

Некоторое время он сидел, глядя, как старушка пускает клубы пара – видимо, подносить мундштук ко рту и затягиваться она могла на рефлексах, без посторонней помощи. А потом сказал:

– У меня еще один вопрос. Как эти Призраки выбрались из виртуальности в обычный мир?

– А вот этого, на хрен, даже я не знаю, – ответила старушка и лучезарно улыбнулась.

Мирон от неожиданности онемел. Чтобы его братец в одном предложении признался, что он чего-то не знает, да еще и выругался? Что это? Конец света?

Некоторое время он бездумно разглядывал дурацкий коврик, считая застрявшие в нём соринки. Костяшки домино в голове продолжали падать. Когда упала последняя, он кивнул.

– Ну и что, расскажешь мне весь план, или как?

Когда он вылез из коробки, щурясь, пытаясь приспособить глаза к тусклому свету на станции, Мелета была рядом. Словно так и просидела у входа, никуда не отлучаясь. Но когда Мирон выглядывал наружу по просьбе Платона, её не видел.

– Ну как? – спросила она. – Поговорили? – будто это было что-то обыкновенное, что случается само собой. Взять, и поговорить с человеком через другого человека. Которого здесь даже и нет вовсе.

– Пошли отсюда.

– Куда?

Вдруг он почувствовал, что роли переменились. Раньше он слепо, как младенец, следовал за Мелетой, а теперь, после разговора с Уммоном – стоит его и дальше так называть – главным носителем Знания стал он.

– В центр Москвы. В деловой центр.

Мелета деловито кивнула.

– Далековато, но в принципе… Можно. Там есть несколько точек выхода.

– Тогда двигаем.

– Что, прямо сейчас? А поесть? Отдохнуть?

– Не здесь, – Мирон содрогнулся от одной мысли, что придётся спать рядом с этими… мумиями. – Давай сначала свалим подальше.

Она не стала спорить. Просто взяла рюкзак, закинула на спину и пошла к краю платформы.

Спрыгнув на пути, они привычно уже потопали по шпалам. Но станция, а значит, и тела на земле, всё никак не кончались.

– Это ведь не одно такое место, правда? – спросил он, кивая на укрытых одеялами людей. Только сейчас он заметил, что кое-где над спящими склоняются фигуры. В-основном, женские, но попадались и мужские. Они меняли пузыри капельниц, забирали мочеприёмники, делали массаж…

– Да, таких много. И это не обязательно станции метро.

– И как сюда попадают? Я хочу сказать, как люди узнают, что есть такое место?

– Они просто знают, – Мелета чуть обернулась и посмотрела на него. Взгляд её тоже изменился. Так смотрят на богомольца, которому довелось прикоснуться к святым мощам… – Люди просто приходят. Им дают место, еду, уход и медицинское обслуживание, а взамен забирают их время.

– То есть, бабло за их пребывание в Нирване стрижёт кто-то другой?

– Конечно, – кивнула Мелета. – Часть получают те люди, что за ними ухаживают. Часть тратится на медикаменты и еду. Остальное расходится по приютам. Я выросла в одном из таких.

Мир внутри мира, – подумал Мирон. – Потом еще один внутри другого, и так – до бесконечности. В промежутках между ними есть свои миры. И они также заполняются вещами, а промежутки между ними – другими вещами, и всё работает, как хорошо смазанный часовой механизм.

Но стоит в эти промежутки попасть песчинкам, как весь ход нарушается. И тогда нужен кто-то, кто выметет весь песок и заставит механизм работать снова…

– Послушай, а давно эти Призраки живут в Метро? – спросил Мирон.

– Не знаю, – равнодушно пожала плечами Мелета. – Раньше их не было.

– Стой! – вдруг сказала девушка. Она тревожно прислушивалась пару секунд, а потом полезла в рюкзак и извлекла завёрнутый в пузырчатую плёнку предмет. Компактную машинку Узи-100, приспособленную для стрельбы в тесных помещениях. – Держи, – она протянула пулемет ему и в первый миг Мирон оттолкнул его. Сделал шаг назад. – Бери! – она ткнула пулемет рукоятью ему в пузо и отпустила, так что пришлось подхватить машинку, чтобы та не упала.

– Да что случилось-то? – спросил он, освобождая оружие от плёнки.

– Пока не знаю. Но что-то очень плохое.

По спине пробежали мурашки. Сердце оборвалось.

– Поточнее ты можешь сказать?

– Пиздец, – вытащив из-за пояса здоровенный нож – он даже не знал, как такой может там уместиться, – Мелета встала к нему спиной. – Стреляй во всё, что шевелится.

– Во что? – хотел он спросить, но тут увидел сам. И открыл огонь.

Значит, и это было предусмотрено…

Слава богу, это были люди.

За одну нано-секунду Мирон успел обрадоваться этой мысли – тому, что стрелять пришлось по целям простым и понятным, а потом – ужаснуться. Он стрелял в людей! В настоящих, из плоти и крови, а не кучку пикселей. И кровь эта разбрызгивалась самым реалистичным образом.

Один, подбежавший очень близко, остался без головы – меткая пулеметная очередь срезала её начисто. У другого кровь хлестала из обрубка руки, третий… Впрочем, считать было некогда.

Почему-то они бежали строго по-очереди, как в плохом боевике. Если б навалились всем скопом, – думал Мирон – никакой пулемет не помог бы.

Он старался стрелять короткими очередями – не представлял, сколько вообще есть патронов, и на всякий случай экономил. С теми, кто прорвался, разбиралась Мелета.