Но что бы там ни было, эти парни ни разу мне не позвонили, не спрашивали никаких советов, не просили забрать пса обратно — они просто выкинули его на улицу. И, может быть, это неправильно — рассуждать на эту тему, — но я никогда не прощу их за то, что они сделали с Гарри.

Восстановление Финна шло полным ходом, и к концу октября он смог приступить к тренировкам. Роб написал подробные инструкции по поводу того, что может и не может делать Финн, и я, помня про свой предыдущий ужас, строго им следовал. Теперь на прогулках Финн, без сомнения, больше напоминал самого себя, чем раньше. Сейчас, когда швы были сняты, а шрамы стали обрастать мягким белым пушистым подшерстком, ужасные последствия произошедшего стали менее заметны, и хотя у пса не везде появилась толстая шерсть и он выглядел несколько полинявшим, было очевидно, что моему другу становилось лучше и лучше. Он начал проявлять интерес к своим игрушкам, а при виде еды у него текли слюни (это всегда показывает, что всё хорошо), также он стал носиться с игрушками других собак.

Но, находясь дома, нужно было по-прежнему делать много лечебных процедур. Ускорение процесса восстановления могло нанести непоправимый вред множеству мышц и жил, которые по-прежнему были атрофированы. Поэтому на определенное время серьезные тренировки пришлось отложить в долгий ящик, и мы могли гулять только вокруг своего квартала.

Так что пока Финн не мог вернуться к работе, но это, к сожалению, на меня не распространялось. Хотя меня никто не заставлял это делать, я понимал, что должен выйти на службу, и вел с моими начальниками — сержантом и инспектором — переговоры о том, чтобы возвращение к моему обычному рабочему графику происходило постепенно. Я хотел работать четыре дня в неделю по четыре часа. Это был самый большой срок, на который, по словам Роба, можно оставлять Финна. Все-таки моей главной задачей было помочь моему другу выздороветь и снова прийти в форму.

Первым моим рабочим днем должен был стать четверг 27-е октября. Сначала необходимо было встретиться с кинологами — они в любом случае меня ждали. До того как произошло нападение, планировалось, что в этом году я какое-то время буду работать только кинологом-инструктором, проведу свой первый курс для новичков в этом деле, буду усиленно работать и выйду из зоны комфорта, чего я так давно хотел. Когда ты становишься полноценным кинологом-инструктором, берешь на себя большую ответственность и должен обладать многими навыками, чтобы помочь каждому кинологу, обращающемуся к тебе за советом, решить возникшую у них с четвероногим другом проблему.

Работа кинолога — инструктора — это непрерывный процесс. Если ты ведешь группу, у тебя есть шесть кинологов со своими собаками, с которыми ты занимаешься в течение десяти недель — две недели отрабатываешь команды, а затем восемь недель занимаешься на улице. Обучение проходит с понедельника по четверг, поэтому работа помощника инструктора — это хороший способ войти в режим, не особо напрягаясь. Я не должен волноваться по поводу того, что буду оставлять Финна на всю неделю. Мы могли следить за тем, как проходит восстановление, и строить свои планы с учетом этого.

Это слово «мы» приобрело тогда для нас особую важность. Я был единственным, кто мог ухаживать за Финном, но, с другой стороны, лишь Финн излечивал мою душу, помогая забыть весь пережитый ужас и поднять настроение. Вы когда-нибудь слышали о собачьей терапии? Так вот, Финн сделался моим терапевтом. В каком-то отношении он всегда им был и остается по сей день, это мой защитник, друг, которому можно поплакаться, более того, пес стал буквально частью меня. В работе нам приходится действовать как единый организм, но мы ведем себя так и по жизни. Даже когда у пса всё было хорошо, я ненавидел выходить на улицу без него, и в редкие моменты, когда я это делал, мне всегда казалось, что я совершаю что-то нехорошее.

В тот день, когда мне надо было в первый раз выходить на работу, я испытывал это чувство особенно остро, потому что всё еще находился в эмоционально-нестабильном состоянии, а тревога, в которой я пребывал, не способствовала хорошему сну. Те из вас, кто в процессе работы переживал подобное чувство, меня поймут. Я не боюсь признаться в том, что даже от одной мысли, что я пойду на работу без Финна, меня охватывала тревога и становилось страшно. И хотя я знал, что моя работа не будет связана с риском для жизни, а мои коллеги позаботятся обо мне, я отнюдь не ждал этого дня с нетерпением. Не в последнюю очередь это объяснялось тем, что я понимал, что окажусь в центре внимания, а это мне никогда не нравилось.

Весь процесс дрессировки собак проходит на территории трех графств, где мы работаем в разных условиях. В тот день, когда я приступил к работе, команда кинологов собралась на большом поле в графстве Бедфордшир, рядом со штаб-квартирой местного управления полиции. От моего дома туда добрых полтора часа езды, но я думал, что это даже хорошо. Сначала будет долгий переезд, затем я немного потренирую собак и вернусь домой. Чтобы успокоиться, я договорился перед работой встретиться с двумя друзьями, Джейсоном и Нилом, служившими в одном подразделении со мной. Я знал, что они помогут мне расслабиться. Так и произошло, и скоро я вошел в накатанную колею, помогая полудюжине собравшихся кинологов тренировать собак.

Тем не менее мне было достаточно сложно сосредоточиться. Я ненавидел себя за то, что оставил Финна, но еще больше за то, что обманул своего друга. Он ни за что не позволил бы мне уйти из дома, тем более зная, что Жемчужина поехала со мной. Поэтому я был вынужден сначала загрузить ее в машину, затем вернуться домой, чуть-чуть позаниматься с Финном на улице, потом ждать, пока Джемма под каким-нибудь предлогом уведет его домой, быстро выскочить из дома, сесть в машину и исчезнуть.

Это был большой грех, нарушение доверия между мной и Финном. И я знал, что мой друг расстроится, когда поймет, что меня нет.

И, конечно, я переживал за него. Каждые полчаса я звонил Джемме и заводил следующий разговор, от которого она, в конце концов, лезла на стену:

— Как Финн?

— Сидит, уставившись на стену.

— Как поживает Финн?

— Всё еще сидит, уставившись на стену.

— Как там Финн?

— Ну, как ты думаешь, Дэйв? По-прежнему сидит, уставившись на стену.

— Как там Финн?

— Устал ждать. Спит.

И он спал до того момента, как я вернулся домой. Так что, по крайней мере, мой друг много отдыхал.

∗ ∗ ∗

Моя любовь к собакам продолжилась и в подростковом возрасте, даже несмотря на то что о собственном псе не могло быть и речи. Я продолжал гулять с любимцами моих соседей и в то же время мысленно возвращался к кинологу, которого я видел в полицейском участке в Катфорде, и мечтал о том, что буду работать кинологом, как и он. В то время я не понимал одну важную вещь: если хочешь чего-то добиться, нужно приложить усилия. К сожалению, несмотря на то что, когда я был с дедушкой и бабушкой, они вселяли в меня уверенность в собственных силах, как только я приезжал домой и возвращался в школу, у меня начиналась апатия, и я лишь валял дурака.