Пожав руки, заключая договор перед лицом богов, я поспешил к своей будущей пациентке. Несмотря на то, что именно эту болезнь я мог вылечить практически на любой стадии, медлить не следовало. Каждая задержка замедляет выздоровление, а значит — откладывает отплытие в Рейс.

Интересно, это везение или проклятие — всегда успевать в самый последний момент? Я мрачно смотрел на хрупкое тело, без движения лежащее на окровавленной простыне. С одной стороны, повезло — я успел вовремя. Еще час, и договариваться было бы не о чем ввиду смерти пациентки, подлежавшей исцелению. А так, несмотря на то, что она уже умирала, я все еще мог ее вылечить. Я… и только я — как потомок и наследник тех, кто когда-то и создал эту болезнь. Вот только замаскировать свои действия, подмешав настоящее лекарство в какой-нибудь простенький и безобидный отвар, я уже не мог. На это попросту не было времени!

Еще раз вздохнув, я нагнулся к бессознательной девочке и приник к ее губам. Лекарство от «зеленой смерти» — простейшее и в то же время невероятно сложное. Оно допускает добавление буквально в любой напиток, действуя даже в мельчайших дозах, и в то же время становится ни к чему не пригодным спустя буквально пять минут после отделения. Лекарство, тайну которого не удалось разоблачить никому за все века, прошедшие после создания «зеленой смерти». Слюна потомков тех, кто когда-то и создал эту болезнь.

Собственно, я мог лечить отнюдь не только зеленуху. Было еще немало иных болезней, от поражения которыми мой род был защищен самым надежным и безопасным образом.

Моя слюна могла исцелять очень многие болезни, останавливать и убирать нагноения, причем даже самые сложные, вплоть до гангрены, обезболивать и до невероятности подстегивать регенерацию. А в некоторых обстоятельствах могла даже превращаться в яд с весьма сложными и интересными свойствами. Правда, я искренне надеялся, что никогда не попаду в подобные обстоятельства.

Но тем не менее в свое время, проводя и рассчитывая необходимые модификации нашего генома, предки поработали на славу!

Передав необходимое количество слюны, я выпрямился и стер с губ кровь. На последней стадии болезни кровь сочилась практически непрерывно, выступая сквозь поры от малейшего воздействия, и я, похоже, слишком сильно надавил на нее при передаче слюны. Конечно, я мог и не целовать девочку, но, учитывая, что за мной почти наверняка наблюдали — уж лучше целебный поцелуй, чем плевки в рот больной. Последнее вполне может быть сочтено каким-то и вовсе запредельным оскорблением. Да и «лекарство» так куда проще дозировать.

Теперь предстояла вторая, куда более неприятная стадия. С печальным вздохом я надрезал запястье и приложил кровоточащую ранку к губам больной. Слюна лечит… А моя кровь позволит ей пережить это лечение, дав необходимые силы и энергию для долгого, сложного и весьма энергозатратного процесса выздоровления. Вот только давать кровь напрямую… Когда зубы девочки, совершенно без участия ее сознания, впились в мою руку, я поморщился, пожалев, что не приказал принести какую-нибудь чашку. Но приходилось терпеть, платя болью за свою растяпистость. Впрочем, примечание на будущее я себе сделал. В конце концов, мне ее еще долго своей кровью поить придется…

Впрочем, на первый раз хватит. Я отнял руку и старательно облизал ранку, снимая боль и останавливая кровотечение, а затем, повинуясь наитию, на краткое мгновение направил в поврежденное место те ничтожные остатки Холода, что еще оставались в моем сердце.

Темный туман, на мгновение сгустившийся над царапиной, развеялся, оставив после себя чистую, ничем не поврежденную кожу. Улыбнувшись и совершенно не обращая внимания на вес кровати, я передвинул ее так, чтобы утреннее солнце не могло разбудить мою пациентку, и вышел из комнаты.

За дверью стоял все так же нервно переминающийся и, кажется, еще более бледный Гессар.

— Все в порядке, — поспешил я успокоить нервничающего отца. — Я успел. В самый последний момент, но успел. Позаботьтесь о плотных шторах в комнате больной: солнечный свет в ближайшее время может быть для нее неприятен, и не будите до наступления следующего вечера… Да, и покажите мне мою комнату. Я также хотел бы отдохнуть.

Сквозь дверную щель Гессар хорошо видел, как молодой вампир — хотя какой, к демонам, молодой… учитывая его силу, никак не моложе трехсот-четырехсот лет, приник к его дочери, а потом выпрямился, вытирая окровавленные губы. Что именно он делал с Лессой, купец различить не мог, мешала высокая подушка, заслонявшая голову и шею девочки, но кровь на губах вампира давала вполне однозначный ответ. Да и что еще мог делать кровосос? Ну не целовать же?

Затем вампир выпрямился, с сомнением оглядел лежащее перед ним неподвижное тело, надрезал свою руку и приложил ее раной к губам Лессы.

— Вот и все… — тихо шепнул стоящий рядом слуга. — Вот и все, господин.

— Да, все! — решительно ответил Гессар. — Теперь Лесса будет жить! И будет жить долго! Очень долго!

— Если это можно назвать жизнью, — с сомнением ответил Асен.

— Ну вроде бы наш гость не слишком страдает от своего состояния, — глядя, как похожий на подростка вампир легко передвинул тяжеленную, весом более сотни килограммов, кровать с лежащей на ней девочкой в дальний от окна угол, заметил Гессар.

— Скорее даже он им активно наслаждается.

Вампир старательно облизал свою окровавленную руку. Спустя мгновение никакой раны там уже не было.

— По крайней мере, раны у них зарастают быстро…

— Темная тварь!

— Дитя Ночи. И никак иначе. Он помог нам! Тебе придется привыкать к этому, друг. — Гессар внимательно посмотрел на старого слугу и, помолчав, добавил: — Не пройди мы с тобой столь многое и не будь я в тебе так уверен, ты был бы уже мертв. Помни, с этого момента Лесса такая же, как и он. Это цена ее жизни. И мы об этом знали. Надеюсь, ты сможешь побороть свои предрассудки, хотя бы в отношении моей дочери.

— Да, господин. — Асен низко поклонился.

Весь следующий день я проспал. Самым бессмысленным и отчаянным образом. Проснувшись, лишь когда солнце, бросив прощальный кровавый луч, скрылось за горизонтом, а на небо высыпали еще робкие и тусклые вечерние звезды.

Собственно, после всех забот и треволнений вчерашнего сумасшедшего дня и ночи это было вполне понятно и объяснимо. Тем более так сладко спать на настоящей кровати, заправленной чистой и свежей льняной простыней, укрываясь таким мягким и теплым одеялом… Я словно вновь вернулся в счастливое и беззаботное детство, и мое тело явно решило как можно дольше не рассеивать эту иллюзию.

Выспался я просто замечательно! Вот только было немного жаль потраченного времени. Да и Лаура, ожидающая известий в старых развалинах, наверняка уже вся извелась… Я, конечно, предупреждал ее, что дело не быстрое, но все же…

Вскочив с кровати, я быстро ополоснулся в примыкающей к комнате умывальне с большой бронзовой ванной и отдельной кабинкой для душа и открыл одежный шкаф.