Между тем жадность и фанатизм у молодого явно одерживали победу над осторожностью.

— И проверю! И возьму! — горделиво заявил он. — Отродья тьмы да убоятся лика Пресветлого! — разнеслась по коридору громкая фраза, прозвучавшая бы весьма величественно, если бы произнесший ее голос хоть чуть-чуть меньше дрожал от страха. Вслед за тем раздались тихие, неуверенные шаги, и к нише, в которой я прятался, стал медленно приближаться дрожащий отблеск факела.

— Вседержатель могучий, огради от зла темного, развей лики смертные и дай превозмочь искушения. Тебе, Пресветлый, душу свою вручаю, дабы избежать соблазнов и страха темного. Да развеется тьма и расточатся слуги ее… — послышалось громкое бормотание. Похоже, страх все же терзал новоявленного грабителя могил, но жадность явно была сильнее. По крайней мере, судя по звуку костей, этот гробокопатель, несмотря на молитвы, тщательно осматривал похоронные ниши на своем пути, тщетно выискивая обещанные сокровища.

Это было нехорошо. Рано или поздно — а учитывая его скорость, скорее рано — он ведь и до меня дойдет. И что делать? Драться?

При этой мысли поселившийся в моей груди холод острой льдинкой царапнул занемевшее сердце, и я с пугающей четкостью ощутил сбоку на поясе незримую рукоять призрачного меча. Того самого, которым неведомый Голос — а я сейчас точно понял, что это был он, зарубил святителя на площади и пятерых людей в неизвестном мне доме. Его меч оставался со мной! И будет со мной до тех пор, пока остатки мертвого холода не уйдут из моего сердца. Я ощущал меч, как ощущаю собственную руку, как часть своего же тела. Он всегда здесь, на боку, невидимый и неощутимый ни для кого, кроме меня и тех, кого он сразит по моей воле. Простая крестообразная рукоять с золоченым навершием в виде оскаленной головы дракона и крупным рубином-кровавиком в перекрестье. Длинное узкое лезвие, лунный блик, несущий смерть и разрушение всему, к чему он прикасается. И непреходящая, бесконечная жажда крови. Крови, боли и смерти врагов.

Он будет рад напиться. Он готов к бою. Готов всегда и везде. Я внезапно осознал странные желания и возможности своего несуществующего меча.

Вот только… меня останавливало ощущение, что на сегодня убийства совсем не желательны. Что если количество убитых мной станет слишком велико, то поселившийся в груди холод так и не уйдет оттуда, дав Силу. Много Силы. Очень много. Но взамен забрав нечто очень и очень важное, чего я еще не осознавал, но что ни в коем случае не хотел потерять.

«Нет уж! — мысленно возразил я своему мечу. — Сегодня я как-нибудь обойдусь и без тебя». И стоило мне только принять такое решение, как ощущение меча поблекло, оставив слабую тень, легкое ощущение, выразить которое словами можно было бы парой простых фраз: «Как пожелаешь. Понадоблюсь — зови».

Новое и могущественное оружие, которое к тому же полностью мне подчиняется, это хорошо. Но вот находящийся совсем неподалеку гробокопатель, которого к тому же ну никак не хочется убивать… это не радует. Что же делать? И тут меня осенило.

— Значит, говорите, золото и призраки? — тихонько прошептал я себе под нос. — Ну что ж, будут вам и золото, и призраки.

Осторожно, дабы случайно не нашуметь, я залез в кошелек и вытащил несколько золотых монет. Уложив их к себе на грудь, прямо поверх мантии, я принял стандартную похоронную позу, вытянув руки вдоль тела, и замер, изображая покойника. Отблески факела метались уже совсем рядом с моим убежищем.

— Защити и отврати болезни и происки вражьи… А ведь соврал старый Карк, гнилая собака! Никаких сокровищ здесь нет. Одни костяшки старые. Убереги от зла колдовского и человеческого. Порази демонов темных… Есть!

В мечущимся свете факела Лорис заметил золотистый отблеск, мелькнувший из правой от него ниши. Это тело сохранилось на удивление неплохо. Пожалуй, если бы не невероятно бледная, буквально укрытая смертной тенью кожа лица, похороненного здесь подростка в мантии старшего святителя устаревшего покроя можно было бы принять за спящего.

«Неужели Забытый Святой?» — судорожно метнулась в голове Лориса трусливая мысль. Говорят, тела наиболее угодных Всевластному людей неподвластны тлению. Судя по покрою мантии, скончался этот святитель никак не менее ста — ста пятидесяти лет назад, а выглядит почти как живой!

Впрочем, это было не главным. Гораздо важнее было блестевшее у него на груди золото!

— И защити верных слуг твоих… — Не прекращая читать молитву, Лорис начал осторожно собирать монеты с груди мертвеца. В его голове вспыхивало множество мыслей: о том, как потратить найденное богатство и как будет раздосадован трусливый старый Карк, уже столько лет присматривающий за подземельем и так ни разу и не решившийся воспользоваться своим положением… А мертвецы… да что они сделают? Так и быть, он из найденного выделит пару серебрушек на службу за упокой души своего нечаянного благодетеля. «Надо будет не забыть взглянуть, как его звали», — подумал Лорис, беря последнюю монету с груди покойного.

— Дабы миновали нас зло и сквер… А-А-А!!! — Дикий, полный смертного ужаса вопль разнесся по подземельям.

Холодная, костлявая рука мертвеца воистину смертной хваткой вцепилась в запястье юного служки, веки поднялись, открывая наполненные тьмой глаза без белков и зрачков, а замогильный голос тихим и оттого еще более страшным шепотом спросил: «Зачем тебе мое золото?»

Стоя над потерявшим сознание молодым, лет восемнадцати, парнем в одежде младшего служки храма Всесвятейшего, я задумчиво чесал затылок. Нехорошо как-то вышло. Кто ж знал, что он такой нервный?

Ну… то, что он полностью поседел, — это не страшно. Подумаешь, седой. При его должности обходчика подземелий это не страшно. Опять же романтики образу добавляет. Нервный тик и заикание хороший лекарь душ вылечит за два-три сеанса. Но вот то, что этот поганец уделал не только штаны, но и рубаху, и даже мантии служки досталось — вот это нехорошо! Признаться, имел я насчет его одежды некоторые планы, уж больно неуютно мне в снятой с древнего покойника священнической мантии.

— Эй, что орешь? — Донесшийся со стороны прохода дребезжащий голос заставил вспомнить о том, что этот паршивец был тут не один. — Что, привидение встретил? — В голосе явно звучала насмешка. — Ты не бойся, мертвецы тут тихие — чуть-чуть погрызут, да отпустят…

Однако лежащему на полу без сознания телу насмешки были безразличны, и откликнуться на зов юный грабитель могил не мог.

Меж тем старик явно встревожился.

— Лорис! Лорис, чтоб тебя гиены драли!!! Что молчишь, отпрыск греха ехидны и крокодайла?

Усмехнувшись, я вернул на законное место кости неведомого святителя, приютившего меня в своей нише, и, подобрав рассыпанное по полу золото, тихо отступил назад, в глубь коридора.

Если этот Лорис, как придет в себя, не рванет галопом к ближайшему выходу из подземелья, то я не отпрыск Сержаков, а юная танцовщица из заведения тетушки Зубейды. Причем бросится он не к официальному выходу в храм, а к какой-нибудь лазейке потише и понезаметнее — если, конечно, не все мозги от страха растерял. Потому как призраки призраками, но для служки явиться в храм в таком виде — прямое оскорбление Всесвятейшего. И если бог такую обиду может и простить, то начальство — никогда!